Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 4. Стихотворения.

Как тот ребенок, что, по краю пропасти ступая,
Вдруг повернувшись к побелевшим братьям, их спрашивает:
«Думаете вы, что я еще дитя?»

МЕЛЬНИК (Перевод Ю. Комова)

Невозмутимый мельник,
К кому взывал о помощи ребенок,
Тонущий, течением влекомый мимо мельницы,
Хорошим человеком был, и все же он не встал
Между речным божком и его верной жертвой.

А вскоре и он сам, плывя под солнцем,
Был скован судорогой; ребенка дух
Из камышовых зарослей над ним глумился.
Но молча и без страха он тонул, осознавая,
Что это связано лишь с ним, его удел — и никого другого.

Не будет уподоблен нами мельник
Иуде иль Христу;
Сравним его с животным мы, которое выносит все погоды,
Иль со скрипящим тупо мельничным колесом,
Что безразлично к зерну, лежащему в ларях.

АКРОБАТЫ (Перевод Ю. Комова)

Неправдоподобно повисшие в воздухе на высоко натянутой проволоке
Любви, несмотря ни на что,
Эти канатоходцы еще сохраняют свое головокружительное равновесие
И улыбаются направо и налево,
Как будто не знают, в какую сторону падать.

ТРИ ПЕСНИ ДЛЯ ЛЮТНИ (Перевод Ю. Комова)

I Правда — слабое лекарство
                 Дикий зверь, когда он ранен,
                 Лучшее лекарство знает —
                      Корни, ягоды и травы
                 Или соль лизнуть тут надо —
                      И свободен бег усталый.

                 Только знаю, мне поверь,
                 Это лучше я, чем зверь:
                      Если я любви попался,
                 Ветер же к востоку мчался,
                      Правда — слабое лекарство.

II Единственная тропка для нее
                 Когда в тебе ей больше нет ни слова,
                      И ищет взгляд утехи в стороне,
                 Не говори ни тонко, ни толково,
                      Ведь сердце не поверит ерунде.

                 Но с добродетелью лгуна и человека
                      Шепни, как не жалея ничего,
                 Любовь ее и боль твоя, все это —
                      Единственная тропка для нее.

III И на заборах снег
                 Ни гнева, ни уныния, ни сожаленья,
                      Упреков, что рождают полюса,
                 Был в чаше яд — родится ли сомненье,
                      Чья бросила его туда рука?

                 Ни скорби нет любви умершей нашей,
                      Ни визга бурь, что мчатся в темноте,
                 Лишь горькая улыбка, да пейзажик:
                      Зима и на заборах снег.