потерянным выглядел этот, обычно сильный человек. Они с Павлом сделали круг по турбазе, и снова вышли к домику Зотова. На этот раз дверь была прикрыта, и даже закрыта изнутри на шпингалет. Хмыкнув, Юрий постучал в дверь. Она открылась, правда, не очень скоро, в дверном проеме показалось лицо Зотова. За эти сутки тот словно постарел, кожа приобрела нездоровый, желтоватый оттенок, ярче стали видны морщины, трехдневная щетина отливала белесой сединой.
— Ну, чего вам еще надо? — не очень вежливо спросил он.
— Александр Иванович, где вы были все это время? — спросил Юрий.
— Здесь, где же еще. Как заперли меня, я тут и сижу, один, как сука.
Юрий и Паша переглянулись.
— Александр Иванович, мы приходили сюда пятнадцать минуть назад. Дверь была открыта, вас внутри не было, — пояснил Юрий.
Зотов высоко поднял брови, чуть подумал, потом сказал: — Ну, это я в туалет отходил. Не обоссаться же мне тут. Памперсов же мне не дали.
— Что-то долго вы в туалет ходили, — не поверил Юрий. — Вас с час назад видели в том вот районе, — и он кивнул в сторону развалин. — Что вы там делали?
— Уж ничего скрыть нельзя, кругом одни доносчики, — зло усмехнулся Зотов. — Да я ходил туда, искал свой нож.
Юрий его не понял.
— Но мы же его нашли, и вы знаете где.
— Да, это, верно, найти вы его нашли. Но я как-то до сих пор не могу поверить, что это действительно он.
— Во сколько вы вышли, кто видел вас там кроме Долгушина? — настаивал Юрий.
— Откуда я знаю, я на часы не смотрел. А что это, так важно?
— Да, очень.
Зотов все-таки взглянул на часы.
— Ну, с час назад я вышел. Сейчас вот только пришел.
— С час, не раньше? До прибытия лодки, или после?
— До, а это что, так важно? — удивился Зотов.
— Да, более чем. Вы разве не знаете, у нас еще одно убийство?
— Кто? — спросил Зотов сразу охрипнувшим голосом, и в глазах его мелькнул явный страх.
— Юра Ветров, Штурман.
Зотова явно отпустило.
— Нет, я не знал, — с явным облегчением ответил он. Астафьев не понял эту его реакцию.
— А Юрия вы, когда последний раз видели?
Тот чуть задумался.
— Не помню. Хреново, хороший был парень, жалко его. Это меня все хотят убить. Меня, точно вам говорю! Вместо меня, его пришили.
— Почему вы так считаете? При чем тут тогда Юра?
— Я не считаю, я знаю. Я кожей чувствую, что это все против меня. У меня нюх на все эти дела. Я чувствую, когда меня хотят убить.
Астафьев мотнул головой, улыбнулся.
— Интересно получается, вас хотят убить, а убивают все кого-то другого. Как это объяснить?
— До меня добираются, суки. Следующим точно буду я.
— Тогда, если хотите, чтобы у вас не было всяких там других неприятностей, то либо сидите здесь, либо идите к остальным, в беседку, — Юрий кивнул в сторону, откуда все ясней доносился обольстительный запах жареного мяса.
— Да ну их нахрен, этих охотников. Счас замучат своими приколами. Им только поддайся, заклюют насмерть. Лучше, я здесь посижу, — пробормотал Зотов, и закрыл дверь.
Астафьев с Зудовым вернулись к месту преступления. Там все уже шло к концу. Собанин и Соленов как понятые подписывали протокол, Сычев деловито собирал все свои инструменты в чемоданчик. Ольга Малиновская, замерзшая, вся какая-то синяя, увидев пришедших, обратилась к Юрию.
— Астафьев, вы у нас тут местный, абориген, можно сказать. Нужно бы организовать переноску тела куда-то в закрытое помещение.
— Хорошо, сейчас сделаем, — согласился он. — Я уже тут стал специалистом в этом неблагодарном деле.
Нельзя сказать, чтобы эта постоянная процедура понравилась охотникам, но на эту свою новую, постоянную работу они пошли без слов возражения. Таща все тот же брезент, они приглушенно матерились, и толковали о превратностях судьбы.
— Да, не думал Юрка, что тоже уберется вслед за своими хозяином, — сказал Демченко.
— А Максимов? — возразил Соленов. — Тот вообще был здоров как лось. До сих пор играл в волейбол за команду города, это в пятьдесят то лет!
— Надо, наверное, в церковь сходить, покреститься, — сквозь пыхтение заявил и Васин. — А то вот так живешь, и хлоп — все. И гореть придется в огне адовом.
— Ты, что, Николай, верующий, что ли? — спросил Демченко.
— Да нет, конечно, но бог его знает, есть он там, или нет. Лучше все же бы перестраховаться. А то так сыграешь в ящик, и перекреститься не успеешь. А вдруг там есть этот самый ад? Что, до конца света раскаленные сковородки лизать?
— До конца света ты к этому уже привыкнешь, — скривился Вадик Долгушин. — Меня больше интересует, почему у нас такое неравенство? Один строгает трупы, а мы должны их таскать? Надо привлекать товарища к групповому труду.
— Он еще натаскается на лесоповале, — буркнул Демченко. — И строем его там тоже маршировать научат.
После этого все как-то замолкли, и к беседке все четверо вернулись в подавленном состоянии. Здесь их ждали уже все члены опергруппы, Вера, и, к удивлению Астафьева, Зотов. Заметив удивленный взгляд Юрия, тот пояснил: — Да, замерз я там. Обогреватели то холодные, тока нет. А тут хоть мангал греет.
По-осеннему быстро темнело, так что они подкинули в мангал дров, разожгли керосиновую лампу, и начали поднимать настроение с помощью спиртного и жареных уток. Ольга пыталась отказаться от спиртного, но Юрий видел, как она замерзла, и подбодрил ее.
— Да пейте вы, Ольга Леонидовна! Рабочий день кончился. От костра не согреешься, нужно прогреться изнутри.
— Надо еще опросить людей, — пояснила она, — все это запротоколировать.
— Счас согреемся, и всех опросим. Пейте.
После приема согревательного элемента дело пошло веселей, снова начались анекдоты и шутки.
— Как спать то сегодня будем, замерзнем ведь? — спросил Соленов.
— Ну, половина может разместиться у Сомова, там все же камин. А остальные могут поспать в машинах, завести двигатели, да включить печку.
— Я в машине, я замерз как сволочь, — сразу заявил Зотов. Он покосился на жену, но та только отвернулась в другую сторону.
Спустя час все утки были съедены, мужики во всю веселились, про работу все как-то забыли. И, к, удивлению Астафьева, Малиновская начала с ним флиртовать. Она сама подошла к скромно сидевшему в сторонке от общего веселья Юрию.
— Астафьев, а, правда, что вы такой жуткий бабник? — спросила она, прижимаясь к нему плечом. Лицо Ольги раскраснелось, язык чуть заплетался.
— Врут, все врут, — заявил он, еще толком не понимая, что происходит, и к чему такие интересные допросы.
— Нет, Астафьев, ты меня не разочаровывай. Репутацию нельзя терять.
— Да, что, мы как пионеры, завсегда. Лишь бы человек хороший попался, — процитировал он известный анекдот.
— А я что, плохой человек? — Ольга таращила сна него свои черные, чуть косые от выпитого глаза. — Юрий Андреевич, почему я вам так не нравлюсь?
— Кто вам сказал эту глупость? Вы мне очень даже нравитесь, — в подтверждения этого Юрий обнял Малиновскую за талию.
— Вот, это другое дело. Только нам надо перейти на «ты».
— Сейчас выпьем на брудершафт, и перейдем на «ты».
— Вот, это верно! Где мой стакан?
После брудершафта дело пошло еще быстрей, Ольга откровенно лезла целоваться, и Юрий понял, что даму нужно срочно везти в более уединенное место, а то еще немного, и с ней будет так же интересно иметь дело, как с надувной куклой.
Когда он ее поднял, дама изрядно покачивалась. Перед уходом с места веселья Юрий успел выцыганить у Вадика ключ от его «Вольво», и дал ценные указания Колодникову.
— Присмотри там за Зотовым.
— Сделаем, командир, — ответил раскрасневшийся майор, подмигивая коллеге.
— Куда мы идем? — спросила Ольга.
— На экскурсию в Швецию.
— Почему в Швецию? Швеция же далеко?
— Да нет, она гораздо ближе, чем ты думаешь.
Она поняла все только тогда, когда он открыл дверцу «Вольво», и любезно сопроводил туда даму. Ольга восторженно захихикала.
— Боже мой, какая романтика! Я никогда еще не трахалась в машинах. Но тут же холодно.
— Сейчас будет жарко, — пообещал Юрий, включая двигатель и печку.
— У меня полгода никого не было, — лепетала она, раздеваясь, — этот дурак Димка решил, что я его бросила, я а просто зарылась с башкой в этой чертовой работе. Ну, он же маменькин сынок, что он понимает в нашем с тобой деле, правда, Юра? Кто он такой? Вечный студент, подумаешь, сын первого заместителя губернатора…
Через пять минут в салоне было уже тепло, а через десять даже чересчур жарко, но совсем не от печки.
'Это ж надо, какая она ненасытная', — подумал Астафьев через час, рукой вытирая пот со лба. Ольга лежала рядом, блаженно улыбаясь. Потом она