когда машина Вадима уедет, и только тогда вызывала «скорую» и милицию. Теперь Белову надо было как-то избавиться от последней улики — «Скорпиона». И сделать это нужно было так, чтобы перевести стрелки на цыгана.
— Я подойду поближе, — сказал Вадим, и исчез за углом дома. Панков же поднес ко рту микрофон и сердитым голосом начал кричать в сторону бани.
— Сидоренко, бросьте оружие и сдавайтесь! Отпустите девушку, не провоцируйте лишние жертвы. Вы окружены, сопротивление бесполезно!
В ответ снова полыхнуло пламя выстрела.
— Вот козел! — прорычал Панков.
— Астафьев, ты же уже был в такой ситуации, что от него ждать? — спросил Попов.
— Я был не в такой ситуации, — возразил Юрий, — там была девушка заложница, а эта пошла добровольно. Но я думаю, что она потом выйдет, чтобы отвлечь внимание, а он попробует сбежать.
— Почему ты так думаешь? — спросил Панков.
Юрий пожал плечами.
— Сдаваться он не хочет. Знает, что его тут могут просто грохнуть. Надо попробовать обратиться лично к ней.
Он протянул руку, взял мегафон, и обратился в сторону бани.
— Альбина, скажи своему жениху, чтобы он сдался. Если нет, то его просто убьют, ты понимаешь это? А так он будет жив, отсидит свое, и выйдет. Ты ведь хочешь, чтобы он был жив? Смертной казни у нас нет. Ты будешь ездить к нему в тюрьму, ты родишь для него детей, лет через десять его выпустят по амнистии, и вы снова будете вместе. Пусть он выходит, и не боится. Нам нужна справедливость, а не месть.
Юрий опустил мегафон, все слова у него кончились. Тут сзади кто-то тронул его за плечо. Он обернулся, это был Григорий Рубежанский.
— Дай мне, я ей тоже скажу.
Юрий молча отдал мегафон.
— Дочка, — заговорил старый цыган. Это единственное, что поняли милиционеры, потому что дальше он говорил уже на цыганском языке. Панков и Попов, было, заволновались, но голос старого скрипача звучал настолько спокойно, ласково и по-доброму, что они не стали прерывать отца заложницы. А тот что-то рассказывал, говорил что-то проникновенно, потом прерывался на смех, явно о чем-то спрашивал дочь. Юрий чувствовал саму суть речи, Григорий явно вспоминал о каких-то счастливых днях, о приятном и радостном в этой жизни.
Астафьев почувствовал непонятное волнение. Он не понимал, что происходит, но на душе стало удивительно тоскливо. Потихоньку он отошел в сторону, закурил. Дождь, слава богу, перестал. Юрий постоял у калитки, выглянул на улицу. Несколько машин поставили так, чтобы они светили своими фарами в забор дома Рубежанского. Слава богу, он был из обычного штакетника, так что свету во дворе хватало. За машинами начал собираться народ, и парочка милиционеров тщетно пытались отогнать их подальше.
— Ну куда вы прете!? Что вы, на пулю шальную пытаетесь нарваться?! — орал какой-то гаишник. — Блин, ну народ у нас дурной!
Астафьев вернулся в ограду, прошел к углу. Григорий уже стоял метрах в трех за углом дома, и о чем-то переговаривался то с дочкой, то с Сашкой. Наконец он обернулся назад.
— Начальник, ты гарантируешь, что Сашку не убьют? — спросил Григорий.
— Да, гарантирую.
Панков осмелел настолько, что сам вышел из-за угла, и прокричал, без рупора, в сторону бани.
— Я лично, полковник Панков, обещаю, что с тебя ни один волос не упадет!
Вскоре оттуда, со стороны черневшей бани, донеслось.
— Хорошо, я сейчас выйду.
Стало очень тихо, даже шум работающих двигателей не мешал теперь этой тишине. Заскрежетал металл, скрипнула дверь, и на пороге появилась девушка. Она действительно была в цветастом, ярком халате, с распущенными волосами. Альбина прикрывалась от света фар ладошкой, она сделала пару неуверенных шагов вперед, потом остановилась, повернула голову назад, что-то тихо сказала. После этого в свете фар показался сам Александр Сидоренко. Астафьев ожидал увидеть какого-нибудь жуткого красавца, но перед ним был худощавый, невысокий, узкоплечий пацан с чересчур маленькой нижней челюстью, с щепоткой черных усов. От героического прошлого был только обрез в руке, да патронташ через плечо. Он неуверенно сделал два шага вперед, тут она взяла его за руку, и они пошли вперед. В это была даже какая-то красота, и на секунду Юрий поверил, что все тут будет хорошо. Но, еще через секунду зазвучали выстрелы. Они были не спереди, и не сзади, а откуда-то сбоку, со стороны не то забора, не то темневшей громады огромного сеновала. Вспышек не было видно, один звук выстрелов. Тот, кто стрелял, ни как не мог попасть в Сашку, ее своим телом прикрывала Альбина. И все три пули попали в девушку. Она вздрогнула, а потом начала падать. И Сидоренко, не поняв, откуда прилетел свинец, вскинул свой обрез, и начал стрелять. Он успел дважды нажать на курок, прежде чем опомнившиеся милиционеры начали стрелять по нему. Астафьев стоял за спиной одного из местных спецназовцев, и видел, как дергалось его плечо от выстрелов автомата, и как в ответ начало дергаться от попадающих в него пуль щуплое тело цыгана. И, сквозь грохот стрельбы слабо был слышен голос оравшего во всю глотку Панкова.
— Прекратить огонь! — кричал он, почему-то не пользуясь зажатым в кулаке мегафоном.
Наконец грохот стих, двор начал заполняться людьми с оружием. Юрий поразился, насколько их было много, не менее двух десятков.
— Кто стрелял?! — орал Панков. — Кто начал стрелять?!
Между тем из-за его массивной фигуры появилась пошатывающаяся фигурка с развевающимися волосами. Григорий, подойдя к дочери, упал на колени. Тогда Юрию стало совсем тошно, он развернулся, вышел за калитку и отошел в сторону, к единственному в округе фонарю. Астафьев нервным жестом вытащил из кармана сигареты, закурил, глянул в сторону забора, облепленного сейчас и гаишниками, и местными любопытными. Он уже разворачивался, когда его глаз боковым зрением увидел вспышку выстрела. Астафьев вскрикнул, и, схватившись за лицо, упал на землю.
ГЛАВА 35
Пробуждение для Юрия, было, традиционно, ужасным. Кто-то тряс его за плечо, а вывод из состояния сна у Астафьева совпал с пробуждением дичайшего похмелья. Он замычал, и, открыв глаза, сделал попытку отбить руку, занимающуюся столь зверским делом. Тряска прекратилась, а, сфокусировав взгляд на лице неприятного гостя, Юрий понял, что это Ольга Малиновская.
— А, это ты, — пробормотал он. — Ты как сюда попала? Ключи я тебе, вроде, еще не давал.
— Какие ключи, Астафьев?! — Тон Ольги был просто бешенным. — Я тебя просто убью сейчас! Дверь была открыта! Я как подошла к двери, так просто ахнула! Она была открыта, настежь, ты понимаешь это?! Я думала, все, прибили моего благоверного, зря скандал устраивала.
— Где это ты устроила скандал? — не понял он.
— У вас, в отделе, где же еще! Лично Панкову и двум его замам. Это сдуреть можно, стоит мне выехать за пределы города, как тебя сразу пытаются убить!
— Из этого можно сделать вывод, что этих киллеров нанимает твой папа, который не желает иметь такого зятя.
Ольга нервно хохотнула, потом заявила: — Самая оригинальная версия убийства была придумана самой жертвой, так и запишем. Сегодня же вечером проверю ее, допрошу родного отца. Ну-ка, покажи, что там у тебя.
Она повернула голову Юрия направо, отчего он протестующее застонал, и осмотрела длинный, широкий пластырь, расположенный на левой щеке Астафьева.
— Так это действительно царапина? — спросила она.
— Кто тебе сказал такую глупость?
— Твой Панков.
— Он такой же мой, как и твой. Пусть его так кошки царапают, я посмотрю на его рожу после этого. Было дико больно, словно ожог. Как, жигануло, так я упал даже от боли. Плащ теперь весь в грязи, придется, наверно, в зимнюю куртку залазить.
Он, наконец, потихоньку, начал подниматься, сел, сжал голову руками.
— Боже, давно я так не нарезался, — признался Юрий. — Как ушел с родного третьего отделения, так уж и подзабыл об этом виде народного мучения. Оль, принеси водички, холодной, пожалуйста.
Она долго сливала воду, потом принесла полный ковшик, который он с жадностью выпил.
— Так, судя по внешним признакам, вы, гражданин, водку с пивом мешали? — поинтересовалась она.
— Да, это добрая традиция нашего третьего отделения милиции.
Астафьев чуть передохнул, а потом спросил: — Так что ты там устроила в отделе?
— Скандал, — подтвердила Ольга. — Ну, во-первых, Кудимов мне велел провести расследование дела о смерти этих трех цыган.
— Почему трех, двух?
— Трех. Отец этой девчонки умер сегодня утром. Сердце.
— Ясно. Это мы их тут и поминали, — Юрий ткнул пальцем в длинную батарею пустых бутылок, стоящих вдоль стены прихожей. — С Андреем, Пашкой, Демин откуда-то появился, и уже с пивом. Целую сетку приволок. Еще какие-то менты были, я их вообще не знаю. Ну, помянули мы их хорошо.
— Я вижу.
Теперь и Юрий увидел, что он, оказывается, спал на своей кровати по пояс голый, в брюках, но в грязных ботинках. Он покосился на французские покрывала, и сморщился.
— Придется стирать, — пробормотал он, а потом опять вернулся к главной теме. — Так что там тебе, поручили узнать, кто начал стрелять?
— Да. Ты был там в этот момент?
