— Стой! — вскрикнул Юрий. — Верни предыдущий кадр.
Он всмотрелся на экран, и ткнул пальцем в низ экрана.
— А это откуда такой кадр?
— А там, вы, наверное, видели мельтешение, как бывает при переходе с одной записи, на другую. Так вот, это, похоже, кадр из предыдущей съемки, или последующей. Там есть такой участок, который записывается при первой съемке, а потом есть место только между включением прокрутки, и записи. А то, что осталось, так и остается. Ну, там буквально кадр, может, два.
— Я не пойму, что там такое, — сказала Ольга, нависая над Юрием.
— А я сейчас приближу, — предложил мастер. Он чуть повозился с настройкой, и теперь стало видно, что в самом низу сломанного помехами напополам кадра, на берегу стоят двое, около лодки. Один им был ужасно знаком. А вот второго никто из них не знал. Это был симпатичный парень лет двадцати. Ольге внешне он даже понравился. Не понравилось ей другое: одной рукой за плечо его обнимал Михаил Пахарь.
ГЛАВА 43
Антон Рябцев занимался непривычным для себя делом — сверлил в стене дырки. Вообще-то, его основной специальностью была журналистика, более того, криминальная журналистика, и дрель в руки он брал не часто. Но такую работу он не мог доверить никому. Новый шеф информации городской газеты сверлил дырки для дипломов и дорогих сердцу фотографий в своем новом кабинете. Увидев Астафьева, входящего к нему с молодой, красивой женщиной, корреспондент разулыбался.
— О, какие гости к нам пожаловали! Юрий Андреевич, и красивые женщины — это одно, неразлучное целое!
Астафьев исподтишка показал ему кулак, но Ольга все равно саркастично глянула в его сторону. 'Да, ну, Астафьев, у тебя и репутация', — так и прочитал в ее взгляде Юрий.
— Ты куда это пропал то на целое лето? — спросил Юрий журналиста.
— Да, была одна командировочка на юг, к морю. Отдохнул вот так! — он резанул себя ребром ладони по горлу, — на всю оставшуюся жизнь. Зато теперь вот, в начальство заделался, — он показал рукой по стенам кабинета, — другие уже будут бегать по ночам с фотоаппаратом, а я буду ими командовать.
— Ну, тогда, поздравляю. С тебя «поляна». Но мы тебе не за этим пришли.
Юрий достал из кармана фотографии, сделанные с той пленки.
— Ты случайно, не знаешь, кто это такой? — Юрий ткнул пальцем в краснолицего немца.
— Случайно знаю, — уверенно заявил Рябцев. — Это Карл Шульц, австрийский поданный, в прошлом году приезжал нам представителем какой-то фирмы, покупающий у нашего «Прогресса» какие-то жутко дорогие, и ужасно ядовитые химикаты. Он не то владелец этой фирмы, не то какая-то важная шишка в этой шарашке. Но обхаживали его тут по страшному! Каждый день ресторан, каждый день баня, девочки, виски до упаду. Помниться, пиво для него возили из Железногорска, какой-то редкой марки, его любимое, у нас и в городе такого нет.
— В том числе, возили и на утиную охоту, — подытожил Юрий. — В «Дубки»? Да?
— Да, это тоже было. Меня, правда, не взяли, но я и не обиделся. Не люблю, когда бедных птичек валят ни за что, ни про что. Беспредел просто какой-то. Вот бизнесменов понятно за что убивают, братву тоже ясно за что выкашивают. А птичек жалко.
— А больше ты ничего про него не помнишь? Про этого Шульца, про 'Дубки'? — настаивал Юрий.
— Помню то, что Шульца вывозил туда чуть ли не сам мэр. Нет, не мэр, а кто-то из замов главы администрации. Этот фриц оказался большим любителем охоты. Но кто же его туда возил? — Антон нахмурился, вспоминая.
— Судя по тому, что пленка Соленова… — подсказал Юрий.
— Точно, Соленов! Не знаю, что они там с этого потом имели, но репортаж о его приезде и визите я делал сам.
— А кто ему переводил в этой поездке? — спросила Ольга.
— Как кто? Максимов.
— Максимов? — удивился Юрий. — А почему он?
— Ну, как, ты что! У Аркаши с детства был дар к языкам. Он сюда то прибыл к нам с кафедры немецкого языка пединститута. Максимов, вообще-то, знал три языка: немецкий, английский, французский. Но, немецкий, ему удавался вообще как родной. Немцы признавали его своим. У него был настоящий, берлинский говор.
— С ума сойти! — пробормотал Юрий, а потом подал второй снимок, с Михаилом Пахарем и его напарником. — А вот этих мужиков ты, случайно, не знаешь.
Рябцев долго рассматривал снимок, потом отрицательно покачал головой.
— Ты знаешь, в городе почти триста тысяч жителей, и всех их я знать не могу. Этого мужика где-то я видел, — он ткнул пальцем в изображение Михаила, — но и вот этого я тоже где-то встречал. И недавно ведь!
Он почесал затылок.
— Склероз, что ли, начинается? Рановато что-то. Пить я бросил, но, наверное, поздновато.
— Слушай, Антон, если вспомнишь, кто это, то позвони мне, — попросил Юрий.
Астафьев черкнул на бумажке номер своего мобильника, и они расстались.
— За эту консультацию будешь должен мне эксклюзивный рассказ обо всей этой странной охоте, — напоследок выставил свои условия Рябцев. — Идет?
— Идет, — согласился Юрий.
Он не знал в этот момент, что сейчас в очередной раз решается его судьба.
— Я не понимаю, как ты можешь постоянно либо промахиваться, либо вообще угробить совершенно других людей! — Михаил Пахарь был зол. Его напарник выглядел подавленным, он постоянно подкашливал, да и лицо было словно у больного человека.
— Я не знаю, как так получилось, — устало заговорил он. — Они поехали в красной «десятке». 'Десятка' эта осталась стоять около мотеля. Я видел, как она зашла в номер, видел ее лицо. Не мог же я опознаться!
— Как это не мог, когда ты грохнул какого-то таксиста и чуть не отправил на тот свет жену Зотова! А потом, что же потом ты с ним не разобрался? Сколько времени уже после этого прошло!
— Да где с ним разбираться? Я и следующую ночь до часу дежурил около его дома, он так и не пришел. Я простыл там на этом чертовом мотоцикле! Где он ночевал — черт его знает!
— Слава, нужно его убрать любой ценой. Эта баба там значения не имеет, ей все по хрену, лишь бы номер отработать. А вот он опасен, очень опасен! Папашка в этом прав.
— Ладно, попробую что-нибудь еще, — сказал Славка, и вылез из машины.
— Попробуй ту мою штучку! — крикнул ему вслед Пахарь. — Учти, там две минуты!
— Я помню!
Михаил развернул машину, и поехал в сторону своего автосервиса. Это было довольно большое, четыре бокса для большегрузных машин, здание. Были готовы стены, крыша, стояли огромные, железные ворота. В трех боксах были вырыты бетонированные смотровые ямы. Оставив машину, он прошел в боксы, посмотрел по сторонам, и, сплюнув, вышел на улицу. Вытащив мобильник, он начал звонить Васину.
— Слушай, Николай, куда делись мои таджики?
— Это ты меня спрашиваешь?! — удивился тот. — Я что, их, по-твоему, должен пасти?
— А ты сегодня не заезжал к нам сюда?
— Нет, ты же знаешь, где мы. Постой, — в трубке раздались какие-то отдаленные голоса, потом снова прорезался голос Васина. — А, слушай, Михаил, мне тут подсказывают, всех таджиков, скорее всего, забрала милиция. У них там какой-то рейд по поводу теракта в Москве. Шкурят всех нелегалов. Так что, возможно, прихватили и наших орлов.
— Ну, ладно, хорошо. Поеду, сейчас, выясню.
Но уехать он никуда не успел. В это время из-за угла задней стенки гаражей вывернулась сначала один автомобиль, потом второй. Это были иномарки, «Геленваген» и шестая модель «Ауди». С некоторых пор Михаил начал побаиваться подобных визитов, и не зря.
— Долго не разговаривать, сразу дать по тыкве и вырубить. Разговаривать мы с ним не здесь будем, спустим в подвал, привяжем к трубе, а потом начнем задавать вопросы, — так Самоха инструктировал своих людей. Сам он по сравнению с ними смотрелся щуплым подростком. — И осторожней с ним!
— Да упакуем мы его, не дрейфь, — пробасил самый могучий из них, по кличке Амба.
Между тем Михаил закурил сигарету, и, прищурившись, ждал, когда подъедет этот небольшой кортеж. Стекла были тонированные, поэтому лиц сидящих в них людей он разглядеть не смог, но, на всякий случай, сделал два шага к зданию, и остановился на пороге одного из боксов. Но когда он увидел, с какими лицами из машин вылазят приехавшие к нему в гости люди, он сразу исчез внутри здания. За ним побежали сразу трое, но когда они ворвались в бокс, слегка закупорив своими плечами калитку ворот, от Пахаря осталась только лежащая на полу сигарета. Все трое ошалело огляделись по сторонам, но владельца автосервиса нигде не было. А в бокс все набивались, и набивались люди. Несколько человек подбежали к смотровой яме, но она так же была пуста. Остальные бестолково шарились по боксу.
— … твою мать! Куда он девался? — спросил Амба.
— Сквозь кирпичи просочился, — хохотнул кто-то.
