'Если по самому порядку поверхности пошли трещины, то разве он при этом не рушится, и как спасти его от стремительного разрушения, пусть даже ценой утраты всех сопутствующих благ - организации языка, а то и самой жизни? ...Когда Фицджеральд и Лоури говорят о бестелесной метафизической трещине и находят в ней как место своей мысли, так и препятствие для нее; как ее живительный источник, так и иссушающий тупик; как смысл, так и нонсенс, - то они говорят от имени всех выпитых литров алкоголя, вызвавших трещину в их телах. Когда Арто говорит об эрозии мысли как о чем-то одновременно и существенном, и случайном; как о полной импотенции и в то же время великой силе, - то это уже речь со дна шизофрении' .
Согласно Делезу, ни алкоголизм, ни шизофрения сами по себе - это не болезнь тех или иных конкретных людей, а феномены, позволяющие если не решить, то приблизиться к решению старой философской задачи: познать самого себя, и притом 'кратчайшим путем' [2]. Для этого философу придется '...быть немножко алкоголиком, немножко сумасшедшим, немножко самоубийцей, немножко партиза
1 Делез Ж. Логика смысла. С. 189.
2 Невольно вспоминается старое латинское изречение: in vino veritas..
735
ном-террористом - так, чтобы продолжить трещину, хотя и не настолько, чтобы непоправимо углубить ее...' [1]
Этому видению мира, по мнению Делеза, и нужно учиться у стоиков. Но способ, который рекомендует он использовать на этих уроках, надо сказать, несколько экстравагантен - во всяком случае, для тех, кто не принадлежит к философскому авангарду:
'Мы не должны терять надежду, что наркотические и алкогольные эффекты (их 'откровения') можно будет пережить и открыть для себя на поверхности мира без использования этих веществ, - надо только, чтобы механизмы социального отчуждения, приводящие к их употреблению, превратились в революционное средство исследования' [2].
Пример такого исследования подает сам автор - интерпретируя соответствующим образом два античных 'прочтения времени' - 'время Хроноса' и 'время Эона'. В первом, Хроносе, во времени существует лишь настоящее; прошлое и будущее в подлинном смысле слова не существуют, они лишь относительны к настоящему. Собственно, и настоящее здесь выглядит довольно странно, поскольку его способ существования предстает как 'поглощение' того, что только что было 'будущим', и 'отторжение' того, что только что было настоящим. Поэтому изменение во времени, становление, предстает как знак 'разлома': '...время обладает настоящим лишь для того, чтобы показать внутреннее низложение настоящего во времени - именно потому, что низложение происходит внутри и в глубине' [3].
Однако есть еще другое время, 'время Эона', которое отвергает 'хроническое' настоящее, и вообще 'хроническое время', где будущее и прошлое вторичны, поскольку присутствуют в нем только в их соотнесении с 'телесным' настоящим. В этом времени подлинным бытием обладают как раз будущее и прошлое; только в нем существует собственно временная размерность; они, прошлое и будущее, 'делят между собой каждый момент настоящего, дробя его до бесконечности на прошлое и будущее...' [4]
Если в Хроносе время оказывается 'проглоченным' в безмерном настоящем, то в Эоне оно истончилось до поверхности, не имеющей толщины. Но при всей их противоположности их разделяет, как нетрудно понять, лишь 'ориентация'. Противоположности 'движения шизофрении' (распадение всего сущего на части вместе с утратой временных дистанций между ними [5]) и движения маниакальной депрессии
1 Делез Ж. Логика смысла. С. 190.
2 Там же. С. 195.
3 Там же. С. 198.
4 Там же. С. 199.
5 Как у Фицджеральда в воспоминаниях алкоголика, где даже в языке смешаны настоящее и будущее: 'бывало, я напьюсь...'
736
(отвержение 'телесного' настоящего во имя 'бестелесных' будущего и прошлого) сходятся - это два способа 'уклониться от настоящего', представленные в умопомешательстве. Доведенные до предела философской рефлексией, 'Хронос' сводится к хаотичной смеси тел и телесных действий, а 'Эон' - к бестелесным событиям и атрибутам, лишенным качеств; это - 'чистая пустая форма времени' [1].
На этой 'поверхности' и существует (способен существовать) язык: в словах языка звуки перестают быть только шумом, исходящим от тел, слова способны 'выражать события' (которые, как мы уже знаем, в своем 'чистом' виде безличны и доиндивидуальны). Благодаря этому в языке 'звуки обретают метафизическое свойство: во-первых, чтобы обладать смыслом, и, во-вторых, чтобы служить сигнификацией, манифестацией и денотацией, и не принадлежать при этом телам в виде их физических качеств' [2].
Это еще один аргумент в пользу тезиса, что смысл 'принадлежит поверхности': он кардинально отличен от звуковых и иных телесных качеств произносимых или написанных предложений; вместе с тем он существует лишь в предложениях, как выраженное в них 'событие'. И здесь нет никакого противоречия, поскольку нам уже известно, что 'события', как их понимает Делез, также существуют не в телесной 'глубине', там, где существуют 'тела' и связывающие их причины, а 'на поверхности', где связь выражают бестелесные 'эффекты' [3]. Когда Лейбниц говорит о 'совозможности событий', речь идет отнюдь не о системе причинных связей: '...монада Адама-грешника содержит в предикативной форме только прошлые и будущие события, совозмож-ные с грехом Адама' [4]. Может (в сознании Бога) существовать иной мир, с иным Адамом, который не согрешил; и в нем будет иная совокупность совозможных событий, но эти события окажутся несовоз-можными событиям мира, в котором Адам согрешил. Разумеется, сказанное имеет место только в мире, где уже есть индивидуальности и личности - в пространстве самих 'чистых' событий, видимо, нельзя говорить об их несовозможности. Однако, поскольку язык оказывается способным говорить как о совозможных событиях, так и о событиях
737
несовозможных (более того, он даже позволяет - в юморе - причудливым образом совмещать несовозможное), это значит, что человеческая индивидуальность способна 'войти в универсальную коммуникацию событий', осуществлять 'дизъюнктивный синтез'. Но при этом она должна осознать себя самое как 'непредвиденный случай', рассматривать свою самотождественность как случайную, и быть в состоянии представить, как 'равноправные', все другие индивидуальности, входящие в серию.
1 Делез Ж. Логика смысла. С. 200.
2 Там же.
3 То, что связь 'событий' не то же самое, что причинная связь в телесном мире, иллюстрирует любимый пример стоиков: предложение 'если день, то светло' выражает отношение 'эффектов' и говорит о совместимости 'событий', а не отражает в форме понятий причинную связь явления 'телесного' мира. Можно поэтому согласиться с мнением Делеза, что астрология, возможно, 'была первой грандиозной попыткой основать теорию алогичных несовместимостей и некаузальных соответствий' (Там же. С. 206).
4 Там же. С. 206 - 207.
Неисчислимое количество вариантов, о которых говорит (способен говорить) язык, это 'единоголосие бытия'; '...Бытие - это голос, который говорит, и говорит обо всем в одном и том же 'смысле' [1].
Но этот 'голос', это 'бытие' оказывается 'сверх-бытием', поскольку оно 'одно и то же для всего, о чем оно говорит', включая самое себя. Этому 'Бытию', очевидно, присущи все те характеристики, что и гегелевскому 'Абсолюту': оно сразу тождественно и со всем, что оно включает в себя, и со всем, что оно порождает, и со всем, что от него отлично:
'Будучи чистой речью и чистым событием, единоголосие приводит в контакт внутреннюю поверхность языка (упорство) и внешнюю поверхность Бытия (сверх-Бытие). Единоголосое Бытие содержится в языке, но происходит с вещами. Оно соизмеряет внутреннее отношение языка и внешнее отношение бытия. Ни активное, ни пассивное, единоголосое Бытие нейтрально. Это - сверх-Бытие, то есть минимум бытия, общий для реального, возможного и невозможного' [2].
И все же Бытие (как таковое) и Язык (как таковой) - не одно и то же! Ведь для того, чтобы язык мог осуществлять свои функции, он должен быть отличным от того, что он обозначает и выражает. Прежде всего нужно, чтобы слова как звуки (если речь идет о звуковом языке), были отличимы от звуковых качеств мира вещей - только тогда оказываются возможными и денотация, и манифестация. В свою очередь, чтобы денотация и манифестация не были только пустыми возможностями, нужны события, то есть то, что происходит с вещами, не являясь их физическим качеством. Это происходящее с вещами может быть выражено в предложении глагольной формой ('дерево зеленеет' - в отличие от 'дерево зелено'). 'Событие, происходящее в положении вещей, и смысл, присутствующий в предложении, - одно и то же' [3].
1 Делез Ж. Логика смысла. С. 215.
2 Там же. С216.
3 Там же. С. 219.
738
Делез настоятельно подчеркивает, что глагол выражает именно 'событие', и не 'действие': 'Глагол - не образ внешнего действия, а процесс противодействия, внутреннего для языка' [1]. Но он, в его форме 'настоящего', связан с внешним действием, 'денотируемым положением вещей в последовательности физического времени' [2], хотя его инфинитивная форма указывает 'на связь глагола со смыслом или событием согласно содержащемуся в нем внутреннему времени' [3]. Это 'внутреннее время' 'чистого' языка необходимо самому языку, чтобы он был в состоянии выражать 'внешние действия'. 'Вот почему, по самой своей идее, глагол несет в себе внутреннюю темпоральность языка' [4].
Все 'приключения' сознания, которыми была занята философия и множество родственных ей наук (в конечном счете, все сферы, которые не могут обойтись без языка), согласно Делезу, имеют свой источник в этой природе языка как 'обитателя поверхности', которая делит мир на 'высоту' и 'глубину'. Отсюда и близость онтологической тематики тематике психиатрии, о чем ранее говорилось и что стало предметом психоанализа в его различных аспектах: изначальная позиция грудного ребенка (на почве которой формируется, согласно психоанализу, все многообразие индивидуальной и социальной культурной жизни) - это 'параноидально-шизоидная позиция'.
'Страдание грудного ребенка, преследователь и преследуемый - всегда одно и то же. В этой системе рот - анус, пища - экскременты тела проваливаются и сталкивают другие тела в некую общую выгребную яму. Мы называем этот мир интроецированных и проецированных, пищеварительных и экскрементальных частичных объектов миром симулякров' [5].
Затем следует стадия 'депрессивная', радикального конструирования себетождественности, идентификация себя с Супер-Эго. За нею - сексуальная позиция в форме 'эдипова комплекса'.
Я не буду входить в детали рассуждений Делеза, касающихся этого предмета. Эти рассуждения и в самом деле область примеров, не говоря уж о том,
