Я попробую найти лазейку. Но пройти туда сможешь лишь ты.
— А ты? Ты со мной не пойдешь?
— Нет! Ни в коем случае! — доктор замахал на Монику руками и из-за этого просыпал свои конфеты на песок. — Я ж не знаю, как обратно оттуда сюда вылезать. А я там зависать не хочу!
— А я? Я не могу там зависнуть?
— Зависнуть там может любой. Но мне там зависать особенно не хочется. И с Катариной встречаться не хочется… К тому же, Ларя — это твой любимый, а не мой. Я, конечно, ему симпатизирую, но все же блондины не в моем вкусе… В общем, я не пойду! Но ты должна! Должна его спасти! Иначе вся наша прекрасная планетка покроется статуями Катарины, как лицо подростка прыщами…
Тут со стороны уже готовой статуи донесся великолепный баритон безумно влюбленного чародея Иллариона:
Лю-юбовь моя!
Прекра-асная!
Красавица
Опасная!
— Я согласна! — твердо объявила Моника, и резкий порыв ветра растрепал ее огненные волосы…
Как точно Наваркин открыл проход в иные миру, Моника не поняла. Она видела лишь, что он составил как-то по-особому пять зеркал вокруг блестящего стеклянного шара в холле виллы, плеснул какой-то мутной зеленой жидкостью на сам шар, потом затянулся своей душистой сигареткой и захихикал, делая непонятные пассы руками.
— Жаль: Осип этого не видит, — помянул свою ручную белку врачеватель и толкнул Монику к шару. — Иди — сейчас чо-то будет. Гу-гу-гу…
— А что? Что мне потом делать? Если я пройду в мир Катарины? — спохватилась девушка, поправляя сползающую с плеча веревочную бухту.
Нарядилась и собралась Моника примерно так, как наряжаются и собираются те, кто вознамерился пойти в поход в альтернативные Гималайские горы.
— Ну, найдешь Катарину и поговоришь с ней насчет Лари. Пусть запускает в обратку свою магию. А как она это сделает — это уже ее дело. Главное — убеди ее в том, что ей это крайне необходимо. Уж ты сможешь. Я уверен!
— Почему ты так уверен? — спросила Моника, испуганно косясь на зеркала, которые начали подозрительно выгибаться, трещать и перебрасываться золотистыми молниями.
— Не знаю. Просто уверен, — белозубо улыбнулся Наваркин и пропел. — Эй, красотка, хорошая погодка… Ну, давай, иди, смотри — уже что-то вроде щели появилось. Уверен: попадешь в драконий мир. Кстати, если обратно будешь идти, захвати мне какой-нибудь сувенир. Там, говорят, трава есть прешикарная — ты насчет нее тоже поспрошай. А если найдешь — с собой возьми…
Тут явилось чо-то — в облике больших (размером с крысу), розовых и плохо пахнущих слизняков. Они посыпались из синей прорехи в пространстве, как виноград из прохудившейся корзины, и противно зашлепали по паркету.
Моника взвизгнула и убежала в другой конец залы, а там схоронилась за колонной.
— Это что-то не то! — возопил Наваркин, достал из кармана джинсов швабру и принялся ею загонять голосящих 'Уа! Уа!' слизняков обратно в пространственную прореху.
Справился довольно быстро, вытер пот со лба и швырнул швабру в стальной шар, чтоб тот изменил угол наклона.
Шар чуть наклонился, прореха изменила свой цвет, и в мир Наваркина и Моники с громким урчанием полезли двухвостые и рогатые твари, похожие на котов.
— И-и-и! — это Моника опять завизжала и запрыгнула на столик из зеленого мрамора, чтоб спастись от нашествия иномирцев.
— Помогла бы лучше! — рявкнул на нее доктор, скача на одном месте, как баскетбольный мяч (так он пытался спасти от гибели свои черные кеды, усыпанные алыми стразами).
— Выключи-и! Выключи-и этот свой ша-ар! — выла Моника, кидаясь в рогатых котов консервными банками.
— Как же я его настрою, если выключу? — буркнул Наваркин, вытянул из расчудесного кармана розовый пылесос, включил обратную тягу и сдул верещащих пришельцев в пульсирующий алым пламенем расщеп. — Его настроить надо. Миров же тысячи — сразу не прицелишься…
— Ужас! Ужас! — стонала Моника, закрыв лицо руками.
— Это не ужас, — возразил Наваркин, поворачивая чуть влево одно из зеркал. — Вот я как-то курнул кой чего, а потом сразу хлебнул кой чего, так вот тогда ужас был — я на пять кило от страха похудел: такой кошмар мне привиделся, — он вспомнил, дернулся от этого и пропел. — Намажь ресницы губной помадой, а губы — лаком для волос…
— Это ты мне? — всхлипнула девушка.
— Не. Это — песенька такая, — махнул рукой премудрый врачеватель. — Не обращай внимания. На шар глянь. Вроде, получилось…
Моника убрала ладони с лица и с опаской посмотрела в сторону магического сооружения.
Теперь расщеп не пылал, не пульсировал — он светился уютным желтым огнем.
В зале запахло дождем и вереском.
— Оно! — торжественно объявил Наваркин. — Идите смело, леди, и говорите царице драконов все, что вы о ней думаете!
Моника вздохнула, слезла со столика, надевая на голову горнолыжный шлем и опуская на глаза плотные солнцезащитные очки.
— Я-то пойду, — сказала она, глядя на шар. — Но ты просмотри за Ларей, если я вдруг…
— Не волнуйся. Со мной твой красавчик не пропадет. Если у тебя ничего не выйдет, я его вот этим господином по голове хряпну — может, ему и полегчает, — пообещал девушке Наваркин, вытаскивая из кармана джинсов старый, жестяной чайник, с весьма заметными вмятинами по бокам (видимо кого- то врачеватель уже не раз врачевал этим невзрачным персонажем).
— Спасибо, — всхлипнула Моника, только сейчас понимая, что идет на поводу у не совсем нормального товарища, но все же сделала два шага к шару, который вдруг мелодично загудел…
— Стой-стой! — возопил вдруг Наваркин — Моника даже подпрыгнула от неожиданности. — У меня новая идея!
Он галопом покинул холл. Через пару минут вернулся, катя перед собой садовую тележку, в которую была погружена большая кадка. В ней трепетал стройный, молоденький дубок, который полгода назад был магом Валентином.
— Валентина с собой возьми, — сказал врачеватель, толкая тележку к Монике.
— Зачем? — изумилась та.
— На всякий-який. Пригодится.
— Это тяжело. Я не хочу, — замотала головой девушка.
— Бери-бери. Там он не будет тяжелым. В мире Катарины многое не так, как у нас, — подмигнул Наваркин. — Все-таки Валя — волшебник. Хоть и зачарованный, и слабенький, а должен чем-нибудь помочь…
Этап второй (разведывательный)
По ту сторону пространственной трещины было тихо и тепло.
На бескрайней пустоши голубой дождь перешептывался с цветущим вереском. Туда-сюда мелькали некие полупрозрачные существа, напоминавшие комаров.
Моника остановилась, протянула руку, и одно из существ село к ней на ладонь, потопталось, щекоча руку тонкими лапками, и упорхнуло, не дав себя рассмотреть.
Девушка вздохнула и присела на ручку тележки, чтоб перевести дух. Катить дубок сквозь пространственный разлом было делом не из легких.
Шорох и шелест заставили Монику обернуться.
Дубок Валентин шевелил ветвями и медленно вытягивал корни из земли. И, похоже, собирался покинуть не только кадку, но и тележку.
— Стало быть, Наваркин правду сказал: тут все по-другому, — пробормотала Моника.
— Я сам в шоке, если честно, — скрипучим голосом отозвался дубок. — Видимо, здешняя энергетика позволяет мне быть более активным.
Девушка ахнула — она не ожидала того, что в новой среде обитания кроме способности двигаться дерево обретет и способность разговаривать.
— Мне было бы куда сподручнее вам помогать, милая дама, если бы я был человеком — заявил дубок, выбравшись из кадки. — Почему Илларион меня не расколдовал?
— Вы же сами знаете, — ответила Моника, пожав плечами. — Я говорила с Илларионом насчет вас — он обещал снять чары после новогодних праздников.
Валентин покачал кроной и заворчал:
— Да-да, это он специально, чтоб я все веселье пропустил, чтоб ни капли не выпил…
— Вы же знаете, как коварен алкоголизм, — сказала девушка, глядя по сторонам (ей не хотелось выяснять отношения с Валентином — она искала, куда направить свои стопы, чтоб искать царицу драконов).
Маг-дубок уразумел ее чаяния и вздохнул, потеряв при этом четыре желудя:
— Идти надо к холмам. Тутошние драконы там сидят. Я знаю: я книги про здешний мир читал.
— Спасибо, — улыбнулась Валентину Моника. — Наваркин не ошибся, посылая вас со мной…
— Да-а, — протянул волшебник. — Этот послать очень даже может.
— Ну? Идем?
— Конечно. Я вам еще пригожусь. Иллариона всенепременно надо выручить. Ведь из-за своей блажи он может позабыть про то, что меня надо
