Любой ценой

мере немного больше времени, чтобы поразмыслить о случившемся. Итак, принимая всё это во внимание, решила ли ты, что мы должны сделать?

— Ну, я подумала, что для начала лучше всего было бы спросить тебя, действительно ли ты хочешь стать отцом, — в свою очередь улыбаясь сказала Хонор. — К счастью, ты уже ответил на этот вопрос. Так что следующий наш шаг — решить, как мы сообщим Эмили. — Улыбка Хонор исчезла. — Честно, я вообще не представляю себе, как она будет реагировать на эту новость, и я отчаянно не хочу ранить её, Хэмиш. Но я думаю, что моя мать права. Мы не имеем морального права «защищать» её от чего-то подобного. Кроме того, — её губы напряглись, — вспомни, какую ужасную неразбериху мы устроили в прошлый раз, когда сделали попытку «защитить» Эмили.

— Ты права, — заметил Хэмиш. — И твоя мать тоже. И я тоже не уверен в том, как будет реагировать Эмили. Я знаю, что когда мы поженились, она хотела детей. И я знаю, что после своего несчастья она передумала. Я думаю её мать имела к этому кое-какое отношение.

Лицо Хэмиша чуть помрачнело и Хонор ощутила холодную горькую полосу долго сдерживаемого, твердого гнева.

— Мать Эмили плохо перенесла случившееся. — тихо сказал Хэмиш. — Поначалу она хотела, чтобы мы перевернули небо и землю, чтобы спасти жизнь её дочери. Затем, когда она осознала, как ужасно травмирована Эмили и что это навсегда, она переменилась. Я не могу сильно осуждать её за то, что она плохо реагировала, по меньшей мере поначалу. Я сам не слишком хорошо это перенёс — да что там; у меня совершенно, полностью, зашел ум за разум, — когда я наконец понял, что исцелить Эмили невозможно.

Однако мать Эмили так и не успокоилась. Для неё это была проблема полноценной жизни и она однажды мне заявила — благодарение Господу, Эмили этого не слышала — что было бы намного гуманнее, если бы я позволил ей просто умереть, чем «из голого эгоизма обречь её на ужасную жизнь беспомощного инвалида».

Хонор стиснула зубы. Может быть мать Эмили никогда и не говорила этих слов там, где дочь могла бы слышать её, но Хонор заметила, как наблюдательна Эмили и как остро и безошибочно она читает чувства окружающих её людей. Было совершенно невозможно, чтобы Эмили не была в курсе чувств своей матери.

— Я не думаю, что Эмили когда-либо считала себя беспомощной жертвой, — продолжал Хэмиш, говоря медленно и тщательно подбирая нужные слова. — Я не пытаюсь сказать, что она была образцом беззаветного мужества, никогда не испытывавшим жалости к себе и не задававшимся вопросом: «Почему именно я?». Я знаю, бывают времена, когда она сражается с приступами невообразимой депрессии. Однако она никогда не считала себя беспомощной, никогда не считала себя просто и пассивно чудом оставшейся в живых. Она всегда твёрдо стояла на ногах, всегда решительно шла вперёд, что бы ни случилось.

Но я думаю… Я думаю, что несмотря на это, какая-то часть её видела себя глазами матери. Или, возможно, она видела не себя, а какую-то другую жертву. Другого человека в том же самом положении, без команды сиделок, твёрдого характера и цельности, помогших ей все преодолеть. Кого-то другого, кто мог бы согласиться с её матерью, что такой жизнью действительно не стоит жить.

— Ты говоришь о детях Эмили.

— Да. Нет. — Хэмиш пожал плечами. — Я не уверен, что она на самом деле размышляла об этом или когда-либо приходила к таким мыслям в результате осознанных умозаключений. Но я знаю, что она стала отвергать саму мысль завести детей, даже после того, как врачи указали ей, что с учётом достижений современной медицины, нет никаких причин, препятствующих Эмили их иметь. И я знаю, что это началось после того, как отношение её матери стало очевидным для окружающих Эмили людей. И, — Хэмиш нахмурился, — я знаю, что никогда не подталкивал её. Никогда не пытался вместе с Эмили преодолеть это. Я просто соглашался с тем, что считал её пожеланиями, не разбираясь — или не заставляя Эмили разобраться в себе — были ли они её желаниями на самом деле.

— Ну, я думаю, что все мы оказались перед необходимостью узнать это, — мягко сказала Хонор.

Глава 12

— Так, и что у вас двоих на уме?

Эмили Александер, подняв бровь, переводила взгляд с Хонор на мужа и обратно. Она сидела в своём любимом уголке крытого портика Белой Гавани, который был построен для неё Хэмишем многие годы назад, заинтересованно уставившись на них поверх пруда с карпами, поверхность которого была покрыта рябью. Хонор чувствовала её любопытство с лёгким налётом изумления. Губы её расплылись, когда она поняла, как сильно они с Хэмишем должны походить на пару школьников, прогулявших уроки и стоящих перед классным наставником, опустив головы и держа на плечах своих котов, чтобы признаться в своих проделках.

Но желание улыбнутся растаяло, когда Хонор вспомнила, в чем они собирались «признаться», и глубоко вдохнула.

— Эмили, — начал Хэмиш, — нам с Хонор надо кое-что тебе рассказать. Хотелось бы надеяться, что это тебя не расстроит и не причинит боли, но ты в любом случае должна это узнать.

— Боже, как зловеще, — откликнулась с улыбкой та. Однако Эмили Александер до катастрофы была ведущей актрисой Звёздного Королевства. Выражение её лица могло обмануть кого угодно, но Хонор почувствовала в ней внезапный острый всплеск беспокойства, и поняла, что замотала головой — отчаянно — ещё даже не зная, что собирается сказать.

— Нет, Эмили! — воскликнула она. — Не это. — Эмили перевела неожиданно беззащитный взгляд на неё, и Хонор мотнула головой еще отчаяннее. — Мы с Хэмишем оба любим тебя, — в своем голосе она услышала страстный напор, удививший даже её саму. — Ничто не может изменить этого. И ничто происходящее между мной и Хэмишем не может изменить того, как мы относимся к тебе.

Эмили смотрела на неё еще две-три секунды, затем медленно кивнула. Не просто подтверждая заверения Хонор, но принимая их. Как бы она ни была сильна и уверена в себе, но не могла совершенно забыть то, что Хонор в физическом смысле была воплощением того, чем ей уже никогда не стать. Она никак не могла до конца подавить страх того, что излучаемая Хонор аура здоровья на самом деле сможет изменить чувства Хэмиша в отношении неё самой.

— Хонор права, — мягко сказал Хэмиш Эмили, подходя и усаживаясь на украшенную орнаментом каменную скамью возле её кресла жизнеобеспечения. Он потянулся к ней, взял её действующую руку обеими своими и поцеловал в запястье. — Странным образом, — продолжил он, глядя ей в глаза и поглаживая её щеку правой рукой, — ты стала центром жизни для нас обоих. Возможно, мы с ней слишком долго прожили на Грейсоне, но каким-то образом мы втроем стали единым целым, и ни Хонор, ни я не стали бы это менять, даже если бы могли.

Он мгновение помолчал. Эмили закрыла глаза и прижалась щекой к его руке.

— Но, — продолжил он, — мы с ней более чем обеспокоены тем, как ты можешь воспринять новости, которые у нас есть, любимая.

— В таком случае, — сказала она практически с прежней едкостью, — возможно вам обоим стоит перестать пытаться подготовить меня к этому и выложить всё напрямую.

— Ты права, — согласился он. — Если отбросить всё малосущественное, то с медицинскими данными Хонор случился сбой. Мы оба думали, что её контрацептивный имплантант действует. Но это не так.

Эмили уставилась на него. Затем её взгляд метнулся к Хонор, глаза широко раскрылись. Хонор медленно кивнула.

— Я беременна, Эмили, — тихо сказала она. — Мы с Хэмишем никак не думали, что это может случиться. К сожалению случилось. И поэтому мы — все трое, не только Хэмиш и я — должны решить, как мы собираемся поступить.

— Беременна? — повторила Эмили и внезапно поток её эмоций обрушился на Хонор подобно лавине. — Ты беременна!

— Да. — Хонор подошла к Эмили и села на корточки перед ней. Нимиц и Саманта мягко, умиротворяюще заурчали. Хонор хотела сказать что-то ещё, но остановилась, заставив себя выждать, пока Эмили справится с разбродом в своих чувствах.

— Боже мой, — сказала через мгновение Эмили. — Беременна, — она покачала головой. — Почему-то