в криминальном мире.
— Но?
— Эта теория входит в противоречие с практикой.
— Например?
— Для начала возьмем следы в снегу и алиби. Все в один голос сказали, что снег начался на закате и продолжался до полуночи. Убийца зашел на территорию института с дороги уже после того, как снег прекратился.
— Почему вы так уверены?
— Следы отпечатались в снегу, но в них не нападало свежего снега. Если бы эти следы оставил кто- то из гостей, ему понадобилось бы выйти с территории до того, как снег выпал, но следов, ведущих от дома, не обнаружили.
— То есть иными словами…
— Иными словами, кто-то должен был отсутствовать с заката до полуночи. Но все были на месте.
— Откуда вы знаете?
— Официально я этого не знаю. Скажем так, об этом поговаривают люди Джека Хардвика. По результатам допросов, за этот промежуток времени каждого из гостей видело минимум шестеро других гостей. Значит, если только все разом не врут, все были на месте.
Было похоже, что Клайн не готов сразу отмести теорию, что все разом врут.
— Может быть, кому-то из гостей помогли.
— Думаете, кто-то из гостей нанял убийцу?
— Что-то в этом роде, да.
— Зачем тогда самому там присутствовать?
— В каком смысле?
— Все гости находятся под подозрением только потому, что находились вблизи от места убийства. Если бы вы наняли убийцу, зачем самого себя ставить под подозрение?
— Из куража?
— Наверное, и такое возможно, — ответил Гурни безо всякого энтузиазма.
— Ладно, давайте на минуту забудем о гостях, — сказал Клайн. — Может быть, убийцу нанял кто-то не из гостей, но из преступной группировки?
— Это что, запасная версия Родригеса?
— Он думает, что есть такая вероятность. Судя по выражению вашего лица, вы не согласны.
— Не вижу логики. Думаю, такая версия вообще не возникла бы, не будь среди гостей Патти Плюшкина. Прежде всего, мы не знаем про Марка Меллери ничего, что могло бы привлечь к нему внимание криминалитета.
— Постойте. А вот допустим, наш гуру убедил кого-то из гостей — кого-то вроде Патти Плюшкина — признаться в чем-нибудь эдаком, типа ради внутренней гармонии, духовного возрождения или что там Меллери им всем впаривал.
— Допустим.
— Вот вернулся он домой и задумался, что, наверное, погорячился с признаниями и откровениями. Гармония во вселенной — хорошая штука, конечно, но не стоит риска, а если кто-то лишний знает информацию, которая может тебе причинить вред, то это риск. Может быть, там, куда чары Меллери не распространялись, бандит стал мыслить приземленно. И нанял кого-нибудь убрать потенциальную проблему.
— Любопытная гипотеза.
— Но?
— Но во всем мире не сыскать наемника, который будет устраивать такое шоу, каким выглядит это конкретное убийство. Люди, убивающие за деньги, не вешают ботинки на деревья и не пишут стихов.
Клайн, казалось, был готов с этим поспорить, но дверь в кабинет приоткрылась после предупредительного стука. Лощеное создание из приемной появилось с расписным подносом, на котором стояло две фарфоровые чашечки на блюдцах, кофейник с изящно изогнутым носиком, хрупкая сахарница и молочник, а рядом — тарелочка с печеньем. Она поставила поднос на столик между ними.
— Родригес звонил, — сказала она, глядя на Клайна, а затем, словно отвечая на незаданный вопрос, добавила: — Он уже едет, сказал, что будет через несколько минут.
Клайн посмотрел на Гурни, как будто ожидая его реакции.
— Род мне звонил с утра, — объяснил он. — Он хотел поделиться какими-то версиями касательно этого дела. Я предложил ему заехать, пока вы здесь. Я люблю, чтобы все были одинаково в курсе расследования. Чем больше мы все знаем, тем лучше. Секреты ни к чему.
— Отличная идея, — сказал Гурни, подозревая, что синхронизация информации была здесь ни при чем. Дело было в принципе управления, к которому тяготел Клайн: ему нравилось сталкивать людей лбами.
Секретарь Клайна вышла из комнаты, но Гурни успел разглядеть на ее лице улыбку Моны Лизы, подтвердившую его опасения.
Клайн разлил кофе по чашкам. Фарфор выглядел дорогим и старинным, но он обходился с ним без особого пиетета, и Гурни утвердился во мнении, что окружной прокурор привык к роскоши с пеленок и эта должность была лишь шагом на пути к чему-то более подходящему для прирожденного аристократа. Что там Хардвик вчера нашептывал? Что Клайн метит в губернаторы? Может быть, старый циник опять был прав. А может быть, Гурни слишком большое значение придавал тому, как человек держит чашку.
— Кстати, — произнес Клайн, откидываясь в кресле, — та пуля, которую нашли в стене, оказалась не триста пятьдесят седьмого калибра. Это была просто догадка, основанная на диаметре отверстия в стене. Эксперты говорят, что это особый тридцать восьмой.
— Как странно.
— Вообще-то обычное дело. Копы до восьмидесятых сплошь и рядом ходили с такими.
— Обычный калибр, но странный выбор оружия.
— Почему?
— Убийца сделал все возможное, чтобы заглушить звук выстрела. Но если это было его главной заботой, то тридцать восьмой особый — не самый подходящий для этого револьвер. Было бы гораздо логичнее взять двадцать второй.
— Может быть, у него не было другого оружия.
— Возможно.
— У вас другая версия?
— Он же перфекционист. Он бы сделал все, чтобы у него было идеальное оружие.
Клайн посмотрел на Гурни, прищурившись.
— Вы сами себе противоречите. Сперва вы говорите, что он пытался приглушить выстрел. Затем вы говорите, что он для этого выбрал неправильное оружие. А затем — что он не мог выбрать неправильное оружие.
— Ему было важно, чтобы не было слышно выстрела. Но возможно, что-то другое было еще важнее.
— Например?
— Если это было в своем роде ритуальное убийство, то выбор оружия мог быть продиктован сценарием ритуала. Одержимость желанием совершить убийство определенным образом могла быть важнее, чем проблема со звуком выстрела. Думаю, он сделал все в соответствии со сценарием, настолько тихо, насколько это было возможно.
— Когда мне говорят про ритуальные убийства, я сразу думаю про сумасшедших. Насколько наш убийца сумасшедший, как вы думаете?
— Мне слово «сумасшедший» кажется бессмысленным, — сказал Гурни. — Джеффри Дамер был официально признан вменяемым, а он съедал своих жертв. Дэвид Беркович был также официально признан вменяемым, а он убивал людей по велению демонического пса.
— Думаете, мы имеем дело с чем-то такого масштаба?
