когда это кажется невозможным… приближаем режимы к социалистическим, это азы дипломатии. Итак, спокойная Гвинея и, опосредованно, Ангола, которая, как вы помните, с Гвинеей не граничит. Но есть авиасообщение, которое мы контролируем. Большего не скажем. Умному – достаточно, как говорили древние. В подробности вас посвятят на месте. Смеем надеяться, ваше знание региона, хотя и теоретическое пока что, принесет пользу нашему дипломатическому корпусу. И советской родине, разумеется, Юрий Алексеевич. Пожелаю вам счастливого пути.
Когда речь зашла о торгпредстве и связях с Анголой, Юра понял, что с подачи ушлого Михаила Муратовича вляпался в военные поставки. Лучше бы его прикомандировали к военному атташату, все честнее. Гвинея всегда была торговым перепутьем, и сейчас, видно, стала подходящим перевалочным пунктом для наших поставок военной техники в Анголу, раздираемую гражданской войной и тем не менее ставшую уже нашим форпостом. Войну пытался контролировать, с одной стороны, социалистический лагерь в лице сорокатысячного кубинского экспедиционного корпуса и наших военных, которые официально осуществляли лишь советническую деятельность, не более того, помогая дружественной Анголе в создании собственных вооруженных сил. А с другой стороны, постоянными были атаки и диверсии со стороны ЮАР. И Юру после оформления соответствующих допусков ознакомили кое с какими документами, из которых становилось ясно, что ЮАР имеет основание опасаться распространения просоветских настроений на своей территории. Советская родина стремилась охватить своим влиянием большинство стран Африки, в том числе Анголу, Мозамбик, Зимбабве, далее – даже Намибию, занятую войсками ЮАР, и, в конце концов, самый юг Африки. Построение социализма? Да, разумеется. Но страны-то богатейшие. Сырье, товарищи, и какое! Золото, алмазы, нефть. А в мирной теперь Гвинее, куда собирался Юра, – бокситы, руды алюминия, которого нам всегда не хватало.
Михаил Муратович вид имел победительный и торжественный. Притворяясь, что не замечает холодности Юры, которая была ему понятна, хотя и неприятна, он напутствовал Юру словами высокими:
– Не забывай, Юрий, что дипломатия – это в меньшей степени стратегия и в большей – конкретная тактическая деятельность, направленная на достижение поставленных целей, на формирование зачатков сценария дальнейшего развития событий. Игра! О, какая игра! Завидую тебе, вспоминая молодость. Мы, дипломаты, дальнозорки и прозорливы, политики в прозорливости уступают хорошему дипломату. Ты, надеюсь, поймешь это, немного пообтесавшись. Жду с нетерпением, Юра, когда ты наберешься опыта. Ведь навык необходим не только в действиях механических. Навык, переходящий в рефлекс, возможен и в деятельности интеллектуальной. Когда он приобретается, тогда очередная головоломка складывается как бы сама собой и картина становится очевидной. И как начинаешь вдруг ценить тонкости дипломатической игры! Мой совет: не избегай разнообразия в деятельности, Юра, не бойся быть – не найду другого слова – всеядным. Это расширит твой кругозор, обогатит опыт. Интеллект, повторю, требует пищи разнообразной…
Далее Юра уже не слушал, лишь кивал и поддакивал и глядел, как гримасничает в нетерпении Елена Львовна, поднося время от времени к губам бокал с вином, – разговор происходил во время торжественного обеда по случаю официального определения Юриной профессиональной судьбы.
Юлька сидела кислая – ей не хотелось делать прививки, она почему-то не выносила вида медицинских инструментов, и Юра подмигивал ей тишком, чтобы вызвать улыбку. Ритуся, по сложившейся с недавних пор традиции, заперлась у себя в комнате. Оттуда просачивался в дверную щель тошный дым и доносились звуки дерганой музыки.
Все было не в лад, все не так, как прежде. Из дома, который Юра полюбил семь лет назад, уходило тепло, истончались родственные связи, и небо за окном казалось крашеным, а река внизу – сонной, плоской и тусклой, будто вырезанной из серой оберточной бумаги. Москва почему-то надевала маску, превращалась в декорацию, в обман, и столичная суета представлялась Юре неестественной, как неестественно грустное карнавальное шествие…
Поздней осенью Юра и Юлия, получив необходимые документы, изучив многочисленные инструкции и устав от бесконечных напутствий, вылетали в Гвинею. Через несколько часов полета, когда далеко внизу увидели под крылом легкоузнаваемые очертания Апеннинского «сапожка», омываемого дивной бирюзой в белых штрихах пены, Юлька, побывавшая в детстве на Адриатическом побережье, немного тоскуя, воскликнула:
– Ах, дальше бы и не надо!
Но дальше был Алжир, и могучие желтые пески, и болотистые мангровые леса океанского побережья, и низкие, будто расплющенные, острова архипелага Бисау, опушенные темной зеленью. Наконец – крутой вираж над океаном, посадка на побережье, и вот она, Гвинея, другой мир…
Через тернии соло
Столичный аэропорт под названием «Гбессия» располагался на полуострове Калум, в северо-восточной его части. Здание аэропорта из иллюминатора виделось крошечным – бетонная коробочка с балконом для встречающих, чтобы можно было махать издали. Подкатили трап, и Юра с Юлией в череде немногочисленных пассажиров вышли в удушливую жару африканского Атлантического побережья.
Их встречали прямо у трапа, на посольском «Москвиче», не слишком новом, пропахшем внутри бензином.
– Меня укачает, – пробормотала сонная после долгого перелета Юлька, когда залезла в салон с не присущей ей неуклюжестью.
Мимо пальм, что окружали летное поле, их повезли в посольство, на квартиру. Дорога шла предместьями, застроенными низкими неприглядными бетонными или каменными домиками, крытыми жестью, часто проржавевшей, или соломой. Потом выехали к дамбе, соединяющей длинный, узкий, уходящий в океан полуостров с большим островом.
– Остров Тумбо, – сообщил встречавший их сотрудник посольства. – Там деловой и торговый центр Конакри, административные здания, министерства, президентский дворец, банки – есть, между прочим, и наполовину частные. Со стороны океана – портовые терминалы. К побережью-то, к материку, корабли не подходят – мелко, царство рыбаков. Зато какие пляжи! И не бывает штормов. Должно быть, архипелаг прикрывает. Ласковый берег, одним словом. А во время отлива вода отходит чуть ли не на полкилометра. И живности тогда на обнажившемся дне!.. Местные выходят на промысел с корзинами.
Юра и сам не знал, что ожидал увидеть. Но Конакри, гвинейская столица, показалась ему даже через окно машины грязноватой, буйная уличная зелень – неяркой, сероватой, запыленной. Улицы были многолюдны, оживленны в этот вечерний час. Много было праздных курящих мужчин в белых балахонах. Женщины вид имели деловой и жизнерадостный. Почти проснувшаяся Юлька наблюдала с любопытством, а потом воскликнула с детской непосредственностью:
– Юра, смотри-ка! Это мода такая, не иначе! Женщины чуть не все в таких интересных пестрых юбках и в черных бюстгальтерах. И одна бретелька обязательно кокетливо сброшена с плеча.
– Юбки называются пани, – охотно объяснил молоденький водитель, который, сразу было видно, положил глаз на Юльку и все вертелся, чтобы взглянуть на нее. – Они здесь везде продаются. Вы себе обязательно купите, знаю я женщин. Все, кто приезжает, дамы, я имею в виду, обязательно запасаются такой вот пани. А у здешних девушек в моде также и полицейская форма, скажу я вам. Самые эмансипированные здесь работают регулировщицами. Светофоров мало, вот и машут красавицы жезлами на перекрестках, даром что мусульманки.
Наплывал вечер, и, затмевая тусклое уличное освещение, разгорался закат над океаном – небесное
