шокировать их, потому что мне было противно, что ты вдруг стал предметом светского трепа. Но в один прекрасный момент, когда я рассказывал о том рыжеволосом болване, помнишь его, тот с веревкой в руках, который еще посоветовал нам оставить их тонуть, вижу, что та баба бледнеет, бледнеет прямо на глазах: лицо у нее стало белое-пребелое, как моцарелла, глаза закатились, и она хлоп под стол, резко падает без чувств. Тогда я ее и узнал, потому что видел я ее только тогда, когда ее вынесли на руках полумертвую. Это была она.
— Карло, когда ты научишься держать язык за зубами?
— А откуда мне было знать? А ей это послужит уроком, будет знать, как сидеть тихой мышкой, потому что я долго рассказывал, понятно тебе? Наверняка до нее уже дошло, что я рассказывал о ней и что я ее не узнал, почему она помалкивала? Там еще был и ее муженек, придурок, такой весь из себя, вроде ленивца, в то утро он, подумать только, играл в гольф в Пунта Ала[49], ты бы посмотрел на него, он тоже сидел как в рот воды набрал, пока я рассказывал. Вот я и говорю, даже если его на пляже и не было, он должен был догадаться, что я рассказывал о его жене: разве часто, черт побери, случается, что твоя жена тонет в Роккамаре и ее спасает неизвестный, ведь это было только полтора месяца назад? Кто эта девушка?
— Она здесь выгуливает свою собаку.
— Ты с ней знаком?
— Да, нет.
— Так да или нет?
— Мы только здороваемся и все.
— Очень значительно.
— Вот именно.
— Сколько же ей лет? Двадцать шесть? Двадцать семь?
— Не знаю.
— Посмотри-ка, Дилан совсем задушится ошейником. Я отпущу его?
— Нет. Сейчас у него это пройдет.
— Он подружился с собакой той девицы?
— Они нюхают друг у друга под хвостом. Ты говорил, что владелица выставочного зала упала в обморок…
— Владелица выставочного зала упала в обморок, а когда пришла в себя, пустилась в слезы, бледная как смерть, и дрожа всем телом, стала передо мной извиняться и даже поругалась с муженьком-придурком, а он все корчил из себя обиженного, ты понял? Он на меня обиделся из-за моих, скажем так, колоритных выражений, в которых я рассказывал эту историю…
— Могу себе представить.
— Но она его быстренько приструнила и, ты бы видел, с какой ненавистью. Кстати, она оказалась не такая уж и страшненькая, как мне показалась, когда она была при смерти.
— А ты что?
— О, я наслаждался. Знаешь, эти две бабы, хоть и наглотались до фига воды, а кажется, догадались, что спасли их не друзья; очухавшись, они поинтересовались, куда делись герои, которые их спасли, но те сволочи их убедили, что это они их спасли вместе с пацанами-серфингистами. О, эта была фантастика…
— В чем была фантастика?
— Видеть, как земля у нее уходила из-под ног. Не каждый день мне приходится присутствовать при подобных сценах: дама из долбаного высшего света вдруг понимает, что ее лучшие друзья — просто грязные подонки, подлые лжецы, и что спасли их вовсе не они, а какой-то неизвестный, который, говоря о ней в присутствии ее знакомых, называет ее не больше не меньше, как «та шлюха».
— Ты так ее и называл?
— Может быть, один разочек. Когда рассказывал, как она меня тащила под воду, не давала спасти себя. Может быть, в пылу я и перегнул палку.
— Понятно. И чем все кончилось?
— А тем, что она все рыдала и никак не могла успокоиться, и все время повторяла, что она не виновата, и благодарила меня, и извинялась, и спрашивала о тебе, как ты, как твоя дочь, что она может сделать, чтобы отблагодарить нас и от лица твоей тоже.
— Кого это моей?
— Твоей бабы, той, что ты спас.
— А-а-а! На ужине ее с вами не было?
— Не было. Но будь спокоен: сегодня утром и она тоже узнает. Она говорит, что они подруги не разлей вода. А знаешь, кто твоя? Швейцарка, зовут ее Элеонора Симончини, она владелица кондитерской фабрики, той, что выпускает шоколадки «Брик», понял? С той рекламы, где кролик жрет морковку с шоколадом. Ее отец помер четыре года назад. Она единственная наследница, настоящая миллиардерша.
— Как ты сказал? «Брик»?
— Да, шоколад, мороженое, кондитерские изделия. Объем продаж — до фига.
— Странно…
— Что тебе так странно?
— Странное совпадение. «Брик» из Лугано входит в состав канадской группы, с которой должна слиться наша компания.
— А какое отношение имеет шоколад к платному телевидению?
— Никакого. Но это крупномасштабное слияние,
— Что ж, клевое совпадение. А эта собака кусается?
— Фсфью-у-у! Неббия!
— Нет, она добродушная.
— Фсфью-у-у! Неббия!
— Что это за порода? Лабрадор?
— Неббия! Фсфью-у-у! Ко мне, иди сейчас же ко мне!
— Нет, это золотистая гончая.
— Неббия! Кончай! Привет, извините, сейчас я ее привяжу.
— Не беспокойтесь, барышня, она только хотела поиграть с дружком.
— Привет. Это мой брат. Иоланда: Карло. Карло: Иоланда.
— Очень приятно. Неббия, сесть!
— Иоланда? Какое красивое имя.
— Ну уж и красивое. Как раз наоборот: противное.
— Нет, что вы. Это старинное имя, эпохи барокко… И Неббия тоже очень клевое имя. Я могу сделать ей комплимент.
— Конечно…
— Какая у тебя хозяйка, Неббия, просто красавица…
— …
— …
— …
— Ладно, пока. Еще раз прошу прощения. Неббия, пошли! Да что с тобой сегодня, в самом деле?
— Пока.
— Пока.
— …
— …
— Видал?
— Что?
— Как это что? Ее джинсы?
— И что в них такого?
— «Барри».
