Но почему же обе эти революции слились вместе? Что случилось такого, что заставило Ленина изменить свою точку зрения 1915г., что вторая задача, (т. е. социалистическая революция) остается все же особой и второй задачей? Случилось, что
Случилось то, что «существует рядом, вместе, в одно и то же время и господство буржуазии (правительство Львова и Гучкова) и революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства, добровольно отдающая власть буржуазии, добровольно превращающаяся в придаток ее» (там же, с. 102). Таким образом, случилось то, чего опасался Ленин в 1915 г., когда он на вопрос о возможности осуществления руководящей роли пролетариата в русской буржуазной революции отвечал уже условно утвердительно: «Если мелкая буржуазия в решающие моменты качнется влево». Оказалось, что из-за шовинизма мелкая буржуазия оказалась и «непоследовательно революционной даже в смысле демократической революции», и в результате «государственная власть в России перешла в руки нового класса, именно: буржуазии и обуржуазившихся помещиков.
Постольку буржуазно-демокр[ократическая] революция в России закончена» (т. XX, III изд., с. 111).
Но если революция передала власть буржуазии, то не является ли это доказательством неправильности ленинской дореволюционной установки, не оказалась ли и буржуазия движущей силой революции? В докладе «О текущем моменте» на Петроградской общегородской конференции 27 (14) апреля Ленин говорил: «Движущие силы революции мы определили совершенно верно. События оправдали наши старые большевистские положения, но наша беда в том, что товарищи хотели остаться «старыми» большевиками. Движение масс было только в пролетариате и крестьянстве. Западноевропейская буржуазия всегда была против революции. Таково положение, к которому мы привыкли. Вышло иначе. Империалистическая война расколола буржуазию Европы, и это создало то, что англо-французские капиталисты из-за империалистических целей стали сторонниками русской революции. Английские капиталисты составили прямо заговор с Гучковым, Милюковым и командующими верхами армии. Англо- французские капиталисты стали на сторону революции. Европейские газеты сообщают целый ряд случаев поездок посланников Англии и Франции для переговоров с «революционерами» вроде Гучкова. Это союзник революции непредвиденный. Это привело к тому, что революция вышла так, как никто не ожидал. Мы получили союзников не только в лице русской буржуазии, но и англо-французских капиталистов. Когда я говорил это же в реферате за границей, мне один меньшевик сказал, что мы были неправы, ибо-де оказалось, что буржуазия нужна была для успеха революции. Я ему ответил, что это было «необходимо» лишь для того, чтобы революция победила в восемь дней. Ведь Милюков заявлял еще до революции, что если победа лежит через революцию, то он против победы» (т. XX, с. 175—176). Таким образом, империалистическая война не только толкнула мелкую буржуазию в сторону буржуазии, но и превратила саму русскую империалистическую буржуазию в противника прогнившего царизма, оказавшегося не в состоянии обеспечить победу русскому, а вместе с ним и его хозяину («с точки зрения мировой политики и интернационального финансового капитала») «банковой фирме Англия—Франция» (Ленин, т. XX, с. 61). Добавлю от себя, что, хотя Ленин и говорит, что «революция вышла так, как никто не ожидал», тем не менее в его формулировке, 1915 г. ,мне кажется, implicite341 (в скрытой форме) содержится предположение о возможности такого варианта революции, ибо как же понять предположение, что в русской буржуазно- демократической революции шовинистическая мелкая буржуазия может не «качнуться влево», а остаться на этих шовинистических, а следовательно, и «непоследовательно революционных» позициях, т.е. выступить в блоке не с пролетариатом, а с буржуазией.
Чтобы мелкая буржуазия во время революции оказалась в блоке с буржуазией, необходимо, чтобы и сама буржуазия в своей борьбе за власть решилась выступить за пределы мирных способов борьбы с самодержавием.
Но важнее, конечно, другое. Необходимо разобраться в следующем вопросе: почему Ленин, исходивший еще в 1905 году из того, что характер революционной власти определяется теми задачами, которые ставит перед ней «объективная логика исторического развития», после Февраля 1917 года считает невозможным ориентироваться на дополнительный, второй этап буржуазно-демократической революции, который завершился бы «рев[олюционно]-демократической диктатурой пролетариата и крестьянства»? Ведь демократические задачи, которые стояли перед русской революцией, остались неразрешенными Февральской революцией.
Нельзя ли было и продолжать строить свои расчеты, как и в 1915 г., на том, что мелкую буржуазию «толкает влево не только наша пропаганда», но и ряд объективных факторов, экономических, финансовых (тяжести войны), военных, политических и проч.» (т. XIII, с. 209) и что еще в пределах развития буржуазно-демократической революции она «качнется влево» и создастся возможность осуществить «революционно-демократическую диктатуру пролетариата и крестьянства»? Иначе говоря, нельзя ли было рассчитывать на возможность отрезвления мелкой буржуазии от шовинистического угара и перехода ее на антишовинистическую (если и не на последовательно интернационалистическую) позицию.
Решительная борьба Ленина против такого рода ориентировки базировалась на том, что «вся мелкая буржуазия не случайно, а необходимо повернула к шовинизму (= оборончеству), к «поддержке» буржуазии, к зависимости от нее, к боязни обойтись без нее ипр. и т. п. (т. XX, с. 106); что «интересы и политика наемного рабочего и хозяйчика на деле уже разошлись, притом по такому важнейшему вопросу, как «оборончество», как отношение к империалистической войне» (там же, с. 107); что «революционное оборончество есть, с одной стороны, плод обмана масс буржуазией, плод доверчивой бессознательности крестьян и части рабочих, а с другой — выражение интересов и точки зрения мелкого хозяйчика, который заинтересован до известной степени в аннексиях и банковых прибылях и который «свято» хранит традиции царизма, развращающего великороссов палачеством над другими народами» (там же, с. 117); что «маловероятным» является такой путь развития, при котором «крестьяне отнимут землю, а борьбы между деревенским пролетариатом и зажиточным крестьянством не вспыхнет», «ибо борьба классов не ждет» (там же, с. 176).
Т[аким] о[бразом], ориентироваться после Февральской революции, передававшей власть империалистической буржуазии, только на возможность осуществления рев[олюционно]-дем[ократической] диктатуры пролетариата и крестьянства нельзя, т. к. во-первых, мелкая буржуазия «не случайно» оказалась зависимой от буржуазии, ибо мелкий хозяйчик «заинтересован до известной степени в аннексиях», ибо он развращен «палачеством над другими народами»; во-вторых, после захвата крестьянством помещичьей земли неизбежна тотчас же классовая борьба в деревне. Следовательно, отношение мелкой буржуазии к империализму и факт неизбежной классовой борьбы в деревне превратили лозунг «революционно- демократической диктатуры пролетариата и крестьянства» в лозунг реакционный».
Но не оказался ли в таком случае прав Л.Д.[Троцкий] против Ленина, выдвигая еще до Февральской революции против этого лозунга те соображения, что крестьянство дифференцировалось и что «империализм противопоставляет не буржуазную нацию старому режиму, а пролетариат — буржуазной нации»?
Такой вывод, думается мне, был бы неверен. До Февральской революции, до того, как обнаружилось, что в решающий момент мелкая буржуазия не «качнулась влево», надо было ориентировать партию и рабочий класс на возможность осуществления этого лозунга, одновременно предупреждая ее о недопустимости блока с теми политическими представителями мелкой буржуазии, которые выражают ее буржуазную, шовинистическую природу. Этим внимание партии и рабочего класса направлялось на то, чтобы своим влиянием, своей политической работой толкать мелкую буржуазию влево, пробуждать в ней ее антибуржуазную сторону, ибо несмотря на то, что ее шовинизм «не случаен», он все же органически не присущ ей в такой мере, как он присущ буржуазии великодержавной нации в XX столетии, он все же в известной мере есть и «плод обмана масс буржуазией, плод доверчивой бессознательности крестьянства и части рабочих». Борьба против этой стороны мелкой буржуазии, борьба за то, чтобы в ней победили интересы угнетенного класса, а не интересы, поверхностно связавшие ее с буржуазией, эта борьба могла бы иметь успех до революции только под лозунгом «революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства», ибо уже одним лишь этим лозунгом крестьянству, мелкой буржуазии внедрялось сознание общности на данном этапе развития ее интересов с интересами пролетариата. Не
