заметив, он задремал.
Он спал и ему снилось, что он спит. Ночевка в пустынной капусте была только невозможным, фантастическим сном; колледж и директор Хоу — это просто кошмар; он дома, спит в своей постели, а Виллис прижался к нему. Завтра они с Фрэнком отправятся на Малый Сёртис учиться в колледже.
Это был всего лишь кошмар, возникший потому, что он представил, будто кто-то отобрал у него Виллиса. Они собирались отнять у него Виллиса! Они не могут так поступить, он не допустит этого!
Опять новый сон, опять он не подчиняется директору Хоу, опять освобождает Виллиса и убегает — и опять они сидят в середине закрывшегося пустынного растения.
С горькой уверенностью он знал, что все сны закончатся именно так, ибо такова была реальность — быть пойманными и удушенными в сердцевине свернувшегося на зиму гигантского сорняка — здесь предстояло умереть.
Он кашлянул и забормотал что-то, попытался проснуться и погрузился в менее мучительный сон.
VII
ПОГОНЯ
Крошечный Фобос — внутренняя марсианская луна — вынырнул из-за горизонта и с бешеной скоростью понесся с запада на восток, навстречу своему красному хозяину — просыпающемуся Марсу. Благодаря его неторопливому вращению — двадцать четыре с половиной часа на каждый оборот — вскоре омылся солнечными лучами восточный Стримон; а затем, миновав полосу пустынной земли между двумя руслами канала, добрались они и до берегов Стримона западного. Вот они скользнули по огромному шару, пристроившемуся около восточного берега канала — пустынной капусте, свернувшейся от холода.
Растение шевельнулось и расправилось. Его освещенная Солнцем сторона распласталась по земле, а другая расправилась веером, наподобие павлиньего хвоста, ловя почти горизонтальные лучи. В этот момент из самой ее середины на распластанные листья выпали два измятых и негнущихся человеческих тела, наряженные в блестящие эластичные костюмы и нелепые шлемы.
Вместе с ними выпал маленький мячик, который выкатился на несколько ярдов на край толстых зеленых листьев и остановился. Он выдвинул стебельки глаз и небольшие опорные выступы, а затем, переваливаясь с боку на бок, двинулся к лежащим телам и потерся об одно из них.
Он помедлил, потерся опять, затем откатился назад и издал слабый вопль, в котором слились безутешное горе и ужас утраты.
Джим открыл налитый кровью глаз:
— Кончай этот адский вой, — сказал он сердито.
— Джим! — пискнул Виллис и прыгнул к нему на живот, где продолжал подскакивать в радостном экстазе.
Джим скинул его с себя, а затем поднял одной рукой.
— Успокойся. Веди себя как следует. О-ох!
— Что случилось, Джим?
— Рука затекла. О-о-ох!
Новые попытки шевельнуться дали Джиму понять, что его ноги тоже затекли. А также спина. И шея.
— Что с тобой? — спросил Фрэнк.
— Весь как деревянный. Сегодня мне будет легче надеть коньки на руки. Послушай…
— Послушай что?
— Может быть, мы не поедем. Может быть, весеннее половодье уже началось?
— Что? Что ты там бормочешь? Медленно и осторожно Фрэнк сел.
— Ну, весеннее половодье. Мы ведь как-то перезимовали, хотя я не понимаю, как. Теперь мы…
— Не прикидывайся глупее, чем ты есть. Посмотри, откуда встает Солнце.
Джим посмотрел. Марсианские колонисты следят за движением Солнца более внимательно, чем кто бы то ни было на Земле, исключая, разве что, эскимосов. Единственное, что он смог сказать, было:
— Ох…
А затем добавил:
— Я думаю, что это был сон.
— Либо так, либо ты дурее даже, чем обычно. Пошли. Застонав, Фрэнк поднялся на ноги.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Джим.
— Как мой собственный дедушка.
— Я имею в виду твое горло, — настаивал Джим.
— С этим порядок.
Приступ кашля тут же опроверг сказанное. Не без труда Фрэнку вскоре удалось остановиться. Кашлять, когда ты в респираторе, — последнее дело. Чихать еще хуже.
— Хочешь завтракать?
— Пока нет, — ответил Фрэнк. — Давай сначала найдем станцию, чтобы поесть со всеми удобствами.
— О’кей.
Джим снова запихнул Виллиса в сумку и экспериментальным путем установил, что может стоять и ходить. Заметив фонарик, он сунул его к Виллису и вслед за Фрэнком пошел к берегу.
Растительность вдоль канала начала вылезать наружу, ноги стали запутываться. Зеленые растения, все еще не ожившие после ночного холода, не могли достаточно быстро отодвигаться в сторону, когда ребята цеплялись за них.
Они дошли до берега.
— Откос примерно в сотне ярдов направо, — решил Фрэнк. — Ага, вижу его. Пошли.
Джим схватил его за руку и потянул назад.
— Ты чего? — спросил Фрэнк.
— Посмотри вдоль канала на север.
— Ого!
К ним приближался скутер. Вместо двухсот пятидесяти или больше миль в час — скорость, с которой обычно идет такое судно, — этот полз вперед на минимальной. Сверху, прямо на его крыше, сидели два человека.
Фрэнк поспешно отпрянул.
— Джим — хороший мальчик, — сказал он одобрительно. — Я бы так и уперся в них. Думаю, надо дать им возможность уехать.
— Виллис — хороший мальчик тоже, — важно вставил Виллис.
— Уехать? Как бы не так! — ответил Джим. — Ты что, не видишь, что они делают?
— Что?
— Они идут по нашим следам!
Фрэнк удивился, но отвечать не стал. Он осторожно выглянул наружу.
— Берегись! — предостерег Джим. — У него бинокль.
Фрэнк отпрянул. Однако он видел уже достаточно; скутер остановился приблизительно в том же месте, где накануне остановились они. Один из сидевших на крыше пытался жестами объяснить что-то водителю сквозь смотровое стекло салона и показывал на откос.
Следы коньков на льду канала никем, естественно, не уничтожались; и едва ли можно было предположить, что кто-нибудь еще, кроме двух убежавших мальчиков, мог проехать по здешнему льду, так далеко от человеческого жилья в это время года. На льду, безусловно, были следы, оставленные скутерами, но, подобно всем конькобежцам, Джим и Фрэнк отдавали предпочтение нетронутой поверхности.
И теперь оставленные коньками красноречивые отметины предоставляли возможность любому проследить их путь от станции Циния до откоса.
— Если мы убежим назад в кусты, — прошептал Джим, — мы можем прятаться, пока они не уедут.
