«Легионеры» — это как раз измененный текст. Изначальный авторский текст — про «Боевую Гвардию». Этот текст был изменен по требованию цензуры, которой не понравилось слово «Гвардия» применительно к спецвойскам Неизвестных Отцов (Огненосных Творцов — по требованию той же самой цензуры).
Честно говоря, работая над ОО, мы никогда СПЕЦИАЛЬНО не задумывались над тем, чтобы «поразить стрелой сатиры» наш родной отечественный тоталитаризм. Но поскольку писали мы о том, что «знали хорошо», сама собой получалась некая сатира — это то самое явление литературы, которое бдительные борцы за чистоту идеологии называли «неуправляемыми ассоциациями». И Вы совершенно заблуждаетесь, если думаете, что «издатели не разглядели явной антисоветчины в романе». Еще как разглядели! Было несколько разносных статей в газетах. Был специальный донос некоего кандидата физмат наук, полковника, в Ленинградский обком. Были чудовищные придирки цензуры, всячески тщившейся выкорчевать из романа всякое сходство с СССР и даже с Землей вообще. «Людены» насчитали, что в результате цензорско- редакторского давления авторы были вынуждены сделать что-то около 400 исправлений…
Ничего себе — «не разглядели»!
Только в «Обитаемом острове», и только среди жителей Саракша. Из венгерского. (По этой причине в социалистической Венгрии на протяжении многих лет не хотели издавать эту повесть.)
Колдун — целиком наша выдумка. Но фраза-образ «способность по стакану с водой представить себе существование океанов» принадлежит не нам. Это сказал кто-то из классиков 19-го века, кто именно — не помню.
Мне и самому его жалко, но что тут поделаешь? Такая уж была у Мака Сима судьба — учиться терять друзей и уничтожать врагов.
Скажу Вам честно и прямо: авторы не знали, что сталось с Радой Гаал. Они как-то никогда над этим вопросом не задумывались. Замечу только, что Вы совершенно напрасно ставите Раду в одну строку с Аленой. Ведь Максим никогда не был в Раду влюблен. Она ему нравилась, да. Он всегда выступал ее защитником, да. Но она была для него, скорее, сестра, и никак не более того.
Нет, Доктор здесь ни при чем. Он не участвовал в атаке на башню по причинам, не имеющим никакого отношения к сюжету. А вот кто был провокатором, догадаться в принципе можно, но, согласен, довольно сложно. Впрочем, «людены», кажется, в конце концов догадались. Я могу, конечно, назвать имя, но, может быть, читателям самим будет интересно подумать?
Нет, не правы. Предателем был Мемо Грамену по прозвищу Копыто Смерти. «Вычислить» его даже внимательному читателю сложно, но кое-кому все же удавалось.
Авторы имели в виду, что за истекшие два века человечество пережило столько важных и значительных событий, что детали нашего с Вами времени оказались полностью размыты в исторической памяти. Да и так ли уже много (я беру Ваш пример) знаем мы, сегодняшние, о Наполеоне? В основном то, что написали о нем великие — Толстой, Байрон, Пушкин. Даже то, что написал о нем Тарле, знает разве что один из ста (или — из тысячи?). Так что в случае с Максимом никакой психологической натяжки нет: рядовой гражданин Земли вряд ли будет помнить Гитлера сколько-нибудь «твердо».
Маку Симу виднее. Он думал так, а мы только повторяли за ним, как попки.
Специально придумывалось, как иллюстрация того, «какие имена бывают у этих горцев».
Авторы так и не удосужились это название придумать. Не понадобилось. А потом это было очень неудобно, но мы обходились «эвфемизмами» — Страна Отцов или просто Саракш.
Не «Хонта», а Хонти. В «Обитаемом острове» система имен-названий «базируется» на венгерском языке, так что Ваше предположение, скорее всего, ошибочно.
Это, разумеется, стилизация под Ветхий Завет. Хотя, конечно, где-нибудь когда-нибудь кто-нибудь, может быть, и говорил что-то похожее. Во всяком случае, Тарас Бульба вспоминается немедленно.
Мы произносили: «масссса-ра'кш». Ударение на «С» и на последнее «А». Собственно, почти также, как и Вы.
