зазвучала так: «муки совести переносимы».
Все не так просто. «Ради собственного удовольствия» мы писать начинали, и длилось это удовольствие лет пять-семь от силы. Потом источники удовольствия иссякли, и писали мы, скорее, из чувства долга, а также потому, что более интересного способа зарабатывать на жизнь мы не знали.
Практически — всегда. Иногда — с огромным трудом. К чести нашей я не помню ни одного случая, когда обезьяна бы победила.
Обезьяна у нас у всех одна. Отличается только привычками и любимыми способами отлынивать от работы. Один — любит пиво, другой — компьютерные игры, третий — донжуанство разных степеней изысканности.
Обезьяна, как юный пионер, — всегда готова. Ей не нужно для «взбрыкивания» никаких специальных обстоятельств и ситуаций. Это что-то вроде инстинкта. Схватившись за горячее, человек шипит и отдергивает руку. Обнаружив, что ты садишься за машинку, обезьяна сейчас же предлагает: а не лучше ли попить чайку и почитать сегодняшнюю газету — не читал ведь еще, не удосужился… А для того, чтобы «испытать наслаждение творчеством», надо как минимум начать творить. Условие недостаточное, но совершенно необходимое. Впрочем, не могу не признать: существуют и такие занятия (в том числе имеющие гордое звание «работы»), которые обезьяна согласна воспринимать как любимое развлечение. У меня, например, такое случалось, когда я занимался наукой: ничем не омраченное наслаждение от погружения в мир интегралов и уравнений. Но с литературой такого не бывало — увы — никогда.
Было несколько таких кризисов (наподобие Вами описанных). Из одного родилась «Попытка к бегству», из другого — «Улитка» — вещи в своем роде неповторимые. Кризис — это полезно. Временное погружение во мрак дает зачастую прекрасные результаты. Творчество — это вообще процесс «синусоидальный», это надлежит понять и к этому рекомендуется поскорее привыкнуть. Впрочем, все эти рассуждения проверены опытом только на людях молодых и здоровых. Боюсь, что со стариками и больными все обстоит гораздо хуже.
Я уже писал (и неоднократно), что практически ВСЯ наша работа была непрерывной дискуссией, более или менее яростным спором по любому поводу. Спор о звездах — не исключение. Когда-то эта проблема весьма занимала нас и казалась актуальной и нетривиальной.
Когда «надо» — это еще полбеды. Хуже, когда, вроде бы, необязательно и, вроде бы, можно отложить на завтра. Вот тогда начинается описанная, кажется, Хармсом «борьба с самим собой». Это довольно мучительная процедура, но ничего особенного и в этом нет — дело привычное. Тут главное — не жалеть себя и вовремя вспомнить: «в поте лица своего ты будешь есть хлеб свой».
Говорить. Обсуждать. Дискутировать. Думать. И все время об одном и том же. Других (эффективных) способов я просто не знаю.
Только ближайшим друзьям и, естественно, женам.
Фантастическая форма привлекала нас всегда вовсе не как «средство, скрывающее истинный смысл». Что за странная идея! Фантастическая форма замечательна тем, что 1) позволяет до предела обострить сюжет, это некая специя, делающая острым любое сколь угодно пресное блюдо; 2) позволяет ставить в художественной форме вопросы, которые совсем не под силу сугубо реалистической прозе (роль Разума во Вселенной, например); 3) позволяет строить миры (миры будущего, скажем), что увлекательно и поражает воображение читателя… Наверное, еще можно было бы что-нибудь придумать, но и этого, по-моему, достаточно, чтобы стремиться фантастику писать и читать.
Вдохновение — штука редкая. Я бы даже сказал — экзотическая. Творчество и вдохновение существуют как правило независимо друг от друга. Как семейная жизнь и романтическая любовь. Работа же вдвоем держится на том (простом) обстоятельстве, что когда один утомился или иссяк, падающее знамя подхватывает другой. Тут главное — разогнать телегу, потом ее уже так просто не остановишь: инерция. Опять же имеет место и взаимозарядка («заводка»). А вдохновение… Да, бывало несколько раз, бывало. Но если бы мы надеялись на одно только вдохновение, то написали бы за всю жизнь пару рассказов и какую- нибудь повестуху. Не больше.
Не скажу за всю Россию, но у меня в доме такой практики не было, нет и никогда не будет. Терпеть не могу, когда кто-нибудь (или что-нибудь) вмешивается в работу — пусть даже с самыми добрыми
