должны шапку передо мной снять. Мы недавно построили здесь новый корпус. Я вручал от него ключ вашему директору…
— Надо было второй себе оставить! — ехидно подхватил человек в форме. — Вот и проясняется картина: строил корпус, знакомыми обзавелся, те не стесняясь запускают руку в государственный карман, и пошло-поехало. Хорошенькое дельце! Интересно, куда веревочка потянется.
— Тоже мне строители… — презрительно протянул пожилой мужчина. — Крыша течет, двери не закрываются, да и процедура приемки сомнение вызывает …
Составили протокол. Разумеется, Йонас Плоомпуу виновным себя не признал. На ночь его отпустили домой, а утром обязали явиться. Для проведения очной ставки между жуликами.
Только этого не хватало! Что же ему делать? И несчастный Йонас раздобывает еще одну бутылку.
Дальше — больше: следуют совсем уже неразумные шаги. Через час сбитого с толку Йонаса видят… на вокзале. Без чемодана, безо всяких вещей, хорошо хоть с деньгами. Нет у нас пути назад!
— Один билет, пожалуйста!
— Куда?
И недолго думая, Йонас Плоомпуу выпаливает — в Тбилиси!..
Почему в Грузию; он и после объяснить не мог — просто первое что взбрело на ум, а может быть потому, что жена туда укатила …
В дороге Йонас — совсем уже потерявший голову — то и дело взбадривает себя горячительным, чтобы не думать о бедах, свалившихся на него.
За окном мелькают стройные ели, раскидистые березы — впору зацепить за сук веревку… Но колеса отстукивают километры, лес уступает место степи, близятся Кавказские горы.
Это что за человек, небритый, грязный и обрюзгший, едва выйдя на перрон и заметив милиционера, безотчетно пустился бежать? На него уж в поезде нашло нечто вроде мании преследования — все на меня смотрят, все обо мне говорят! — в его состоянии, на взгляд медиков, явление вполне обычное. А у милиционера при виде бросившегося наутек бродяги срабатывает профессиональный рефлекс, и он догоняет нашего героя на путях между вагонами. Однако Йонас, не желая покориться судьбе, оказывает сопротивление, что, как известно, подпадает под статью уголовного кодекса и грозит немалым; сроком…
Надо же такому случиться, что на Кавказе в это самое время разыскивают мелкого преступника, тоже уроженца Прибалтики, правда, по имени Аэду Аер. Не разобравшись как следует, Йонаса принимают за Аера, а ему будто то и нужно. Он не отказывается…
Ну и типы собрались на этапе, следующем на те самые работы, о которых Йонас пророчески разглагольствовал при недавнем посещении кабака — лес валить да канавы копать!
Первые дни складываются трудно. Человек, привыкший сидеть за письменным столом, привлекает к себе повышенное внимание насмешливых солагерников. Не столько своей никчемностью, сколько усердием и пылом. Шкура он или просто дурак, не могут они понять.
(Извините, у нас кое-что выпало. Слишком быстро закружилась карусель. На привале в одном прелестном уголке, имеющем важное культурно-историческое значение — там зародилась оригинальная школа грузинских полифонистов, — Йонас выкидывает нечто совершенно неожиданное: пытается: сбежать, по крайней мере его поступок так выглядит со стороны. Причиной послужила внезапная встреча с эстонкой-музыковедом, которая в рамках симпозиума знакомится с чудесной природой Грузии. Конечно, женщина даже взглядом не удостаивает Ааду Аера. Тем не менее охваченный страхом беглец несколько минут высиживает в колючем кустарнике, а когда дают команду построиться, снова оказывается на своем месте.)
Итак, первые дни нелегкие. Далеко не все умеют ценить красоту и облагораживающее значение труда. Наш герой переносит насмешки со свойственным его натуре терпением, к чему за несколько недель окружающие успели настолько привыкнуть, что его работу записывают на счет другого (такой «порядок» ввели уголовники-верховоды, сами пальцем пошевелить не желающие), и того типа за хорошие показатели премируют посещением лавки, где можно купить курево, консервы и чай — именно чай, который здесь ценится превыше всего. Тут у псевдобродяги терпение лопается… К крайнему изумлению окружающих он в гневе набрасывается на грозного главаря. Это может показаться невероятным, но интеллигентный читатель наверняка знаком с трудом Лионеля Стронгфорда, вышедшем в начале века на эстонском языке, «Сила и красота тела — как их достичь» и легко припомнит, что физический труд на свежем воздухе дает особенно быстрые результаты именно при атлетическом телосложении. Что же теперь будет? Не затухнет ли его свеча после столь опрометчивого поступка? Нет! Главарь, с улыбкой взглянув на него, смахивает с носа капельку крови, сплевывает сквозь зубы и протягивает Ааду Аеру руку, примирительно буркнув из-под усов: «Во лбина!» или что-то вроде того…
Следует заметить, что наш герой превосходно чувствует себя на новой работе. Вольный воздух, нормальная нагрузка, сносное питание при хорошей работе и прежние заботы не гложут — благодаря всему этому он удивительно быстро становится другим человеком. Отпускает бороду, сбрасывает лишний жирок, совершенно преображается.
— Ах ты черт!.. — скажет он много позже химику Пенту С. — Как приятно вместо портфеля брать утром топор с лопатой и отправляться в горы, поросшие лесом. Никаких проблем. Птички поют, смолой пахнет. Нет слов!
Не надо забывать, что у нашего знакомого инженерное образование и опыт организации труда. Нельзя плошку держать под спудом. Когда десятник отдает бредовое распоряжение, полагая, будто вода в канаве сама потечет в гору, Ааду Аер, уважаемый уже человек, потихоньку отзывает его в сторону. Объясняются они долго и бурно, потом десятник замолкает и, выпучив глаза, смотрит на уцелевший по странной случайности предмет, который в последнее время служил разве в качестве сувенира. Это маленькая счетная линейка. Разумеется, в распоряжение вносят коррективы. Много лет спустя Йонас Плоомпуу признался, что судьба его явно оказалась в опасности: он снова мог угодить за письменный стол, но к счастью сия кара его миновала.
Пролетает шесть месяцев. Совершенно незаметно. Йонас-Ааду становится кем-то вроде старшего прораба. Ему идут зачеты и начальство благоволит, поскольку работа стала продвигаться много лучше, да и люди больше заколачивают. Ему предлагают место на воле. А почему бы не остаться? Матери он посылает денежные переводы, и она знает, что с сыном все в порядке. Единственное, о чем сын просит — никому ничего не рассказывать, даже жене. Особых угрызений совести Йонас не испытывает, ибо прошлое видится ему совсем в ином свете: он не без оснований считает, что хладострастная меломанка, собственно, едва ли замечает отсутствие мужа. А если и замечает, то исключительно из-за денег. Прежняя работа? Да его туда калачом не заманишь. И наверняка в высоком кресле уже кто-нибудь сидит. (Йонас еще не знает, как усиленно его искали и как долго держали для него место; не знает он и того, что в течение полугода значился во всесоюзном розыске…)
Ему полагается новый паспорт. Новый паспорт… на имя Ааду Аера! Может, он не принял бы его, только стоит ли возражать против столь распространенного на острове Сааремаа имени, когда заодно тебе даруется холостое состояние… А это существенно, поскольку в жизнь Йонаса вошла местная учительница, подлинная красавица Екатерина. Она крепко привязалась к немногословному северянину атлетического сложения. Увлечение следует признать взаимным. В комнате Екатерины постель с горкой подушек, служащих, на его взгляд, символом славянского матриархального уюта. Саму Екатерину природа щедро наделила нежностью — в отличие от ограниченно эрудированной историко-музыкальной госпожи Плоомпуу, — что открывает неведомые доселе горизонты..
Кстати, Екатерина очень любит детей. Когда Ааду в первый. раз переступает порог ее дома, то видит трех мальчишек, радостно поглощенных игрой. Один — смуглый и курчавый, с типично кавказскими чертами лица, второй, на год моложе, слегка смахивает на якута, третий — блондин с удивительно голубыми глазами, буквально чистокровный ариец. Наконец-то у Йонаса появились отцовские обязанности! А почему бы не попытаться сконструировать трехместный тандем, или триндем? И дети липнут к Йонасу. Теплым взглядом одаривает Екатерина свое семейство, вытирая глиняные миски… Да еще все свидетельствует о том, что вскоре может появиться на свет новый гражданин, теперь эстонских кровей…
Однако столь идиллической картинкой приключения Ааду Аера закончить нельзя: телеграмма
