извещает, что серьезно заболела мать. Насколько серьезно, решить трудно. Ясно лишь, что у пожилой женщины ничего не осталось в жизни, разве семь раз на дню смахивать пыль в комнате. С невесткой общего языка не находит, близких людей нет, вполне может зачахнуть хотя бы от тоски по сыну.
Добросердечная Екатерина, широкая русская душа, считает, что надо непременно поехать в Прибалтику, как же иначе! И они отправляются в полном составе, квинтетом.
Случаются в жизни неожиданности: трое в некотором роде внуков заодно с четвертым на подходе доставляют старой даме большую радость, нравится ей милая, кроткая, любящая детей иноверка (правда, не станем утверждать, будто с первого же взгляда), и старушка, у которой теперь хлопот полон рот и хлопцев полный дом, образно говоря, выздоравливает от испуга.
Появление Йонаса поражает, понятно, не самым приятным образом, прежнюю спутницу его жизни, которую общие интересы успели связать с симпатичным пожилым профессором, специализирующимся на ранних полифонистах Франции. Само собой, ничто не препятствует разводу, если не считать мужнего паспорта, о котором тот не распространяется. Однако с разводом и свадьбой приходится погодить, поскольку Екатерина решает произвести на свет еще одного светловолосого младенца. Событие свершается в таллиннском родильном доме.
Приходится на какое-то время задержаться на месте, хотя сперва надеялись побыстрей вернуться вместе с матерью, конечно, если здоровье ей позволит. Между тем на небосводе собираются мрачные тучи: Йонас встречает на улице своего коллегу и узнает, что начатая им на прежнем посту работа высоко оценена и удостоилась престижной республиканской премии. Дескать, его хоть сейчас готовы восстановить в должности. Конечно, он попал в неприятную историю, даже отбыл за кого-то наказание, но теперь все позади, он ведь давно зарекомендовал себя как нельзя лучше — над ним нависает угроза вновь очутиться за ненавистным столом. Когда наш физически окрепший герой представил себе этот заваленный бумагами стол, всплыли тягостные воспоминания и его чуть кондратий не хватил. Он порядком струхнул — вдруг не сможет отказаться, если министр лично попросит его, человека по натуре мягкого и добросовестного.
Итак, вскоре мы видим Ааду Аера, оставшегося твердым в своем решении, на вокзале, где он покупает три взрослых и четыре детских билета! Ясно, на какой поезд…
Доктор Моориц, здесь перед излагающим эту чуть ли не детективную историю открывается заманчивая возможность приукрасить действительность: кто бы вздумал возражать, если бы мы сказали, будто соприкосновение с реальной жизнью и с людьми иного круга настолько закалили Йонаса Плоомпуу, то есть Ааду Аера, что он смело сел в свое кресло. Он наверняка смахнул бы со стола пустопорожние, макулатурные бумаги и с удвоенной силой взялся за дело, теперь уже на новой основе. Да, такой вариант вполне вероятен и все же наш Йонас предпочел Грузию, страну, где он стал другим человеком…
Выходит, совсем ассимилировался? Нет. Ничего подобного.
Вот, пожалуй, и все. Нашу наинатуральнейшую быль, хотя и смахивающую на притчу, можно было бы поведать много подробнее, гораздо интереснее, не в сжатом, конспективно-телеграфном стиле, но… просто недосуг. В конце-то концов в ваш приют приходят, чтобы писать о себе самом, а не о других. Предоставьте же Пенту такую привилегию. А он в качестве компенсации, чтобы сухая корка не драла горло, берет на себя смелость закончить главу белым стихом в подражание Якобу.
ВМЕСТО ФИНАЛА
Они снова сидели в кабинете доктора Моорица. По всей вероятности, в последний раз. Все выглядело несколько торжественнее обычного: шахматные фигуры куда-то убраны, темные шторы наполовину задернуты. И на самом докторе темный костюм и галстук. Вероятно, по чистой случайности, а может быть, из-за Пента. Приятно ведь думать о собственной значимости. Даже кофейные чашечки оказались из одного сервиза, не как раньше, и серебряная ложка в сахарнице!
Впрочем, стоит ли упоминать о мелких деталях, когда сам Пент был охвачен ожиданием чего-то важного. В каком-то смысле «Тайная вечеря», разве что за скромным столом, где лишь кофе и сигареты.
— Ваше время, химик Пент, на исходе, — начал Карл Моориц. — Судя по всему, вы заметно окрепли, витамины и успокоительное помогли. Надо полагать, сон тоже наладился?
Пент кивнул. С бессонницей он совладал на вторую или третью ночь.
— В понедельник я приведу в порядок ваши бумаги, хотя почти не сомневаюсь в том, что вы в них не нуждаетесь… Но об этом после. — Карл Моориц усмехнулся по своему обыкновению и продолжал: — Вы здесь славно поднаторели. Интересно, какой бы вы поставили себе диагноз? Я предлагаю не мудрствуя лукаво невротическое состояние. Вероятно, вы предпочли бы нечто коническое или сферическое, но к сожалению, наша наука так далеко еще не зашла.
— Значит, как бы я сам себя диагностировал? Это бы вас повеселило?
