площадку.
– А вы проверили под кроватью… сэр? – спросил он, глядя вниз.
Барни подошел к нижним ступенькам.
– Конечно. И во всех углах. Наверху никого нет. И внизу тоже. Док сейчас посмотрит во дворе. А я проверю гараж. Подвала у вас нет, сынок?
– Не-а, – сказал Харлен. «Проклятье! Опять!»
Барни кивнул и скрылся в кухне. Харлен услышал, как отец Мишель говорит что-то о департаменте охраны детства.
Харлен вернулся в комнату, не став закрывать за собой дверь, скинул кеды, бросил на пол носки, стащил с себя джинсы и футболку. Потом подобрал носки и джинсы и закинул их в кладовку, не приближаясь к ней.
«Она стояла прямо здесь. Около окна. Ходила туда и сюда».
Он присел на край постели. На будильнике было десять сорок восемь. Рано. Этим ребятам предстоит просидеть здесь еще часов пять-шесть, если все будет как обычно. А вдруг они уйдут? Если уйдут, он побежит за машиной. Ни за что не останется здесь один ночью.
«Где она держит этот чертов пистолет?» Он был совсем небольшой, но вороненой стали и ужасно опасный на вид. Еще там была сине-белая коробочка с патронами. Отец строго-настрого запретил Джиму прикасаться к ней. Обычно они лежали в папином ящике, но мама спрятала пистолет, когда он уехал с этой бабой. Куда? Может, это незаконно? Вдруг Барни найдет его и их с мамой упекут в тюрьму.
Хлопнула задняя дверь. Харлен как раз натягивал пижамные штаны и даже подпрыгнул от неожиданности. Но тут услышал их голоса. Затем шаги на ступеньках и голос Барни:
– Хочешь выпить горячего шоколада, прежде чем ляжешь спать, сынок?
Желудок Харлена уже клокотал от целого галлона этого напитка, которым накачала его миссис Стеффни.
– С удовольствием! – тем не менее прокричал он в ответ. – Сейчас спущусь.
И он поднял подушку, чтобы достать пижамную куртку.
На пижамной куртке лежало что-то похожее на серое омерзительное дерьмо. Харлен отдернул руки, вытер их о пижаму и откинул покрывало.
Простыня выглядела так, будто была вымазана несколькими галлонами какой-то мерзости, напоминающей что-то среднее между соплями и спермой. В свете настольной лампы мерзость жирно блестела. Будто на простыню кто-то вылил тонну серого джема – густого, скользкого слизистого вещества, которое переливалось под светом. Оно пропитало простыню и уже начало подсыхать в виде длинных сгустков и нитей. Воняло так, будто кто-то засунул мокрое полотенце в вонючую дыру и года на три забыл о нем. А когда вытащил, на это полотенце еще нассала целая свора собак.
Харлен, шатаясь, отступил, уронил пижамную куртку и прислонился к двери. Ему казалось, что его сейчас вырвет. Деревянные половицы пола ходили ходуном, как палуба маленького корабля в бурном море. Харлен облокотился на шаткие перила.
– Сэр! Констебль!
Что, сынок? – отозвался Барни из кухни.
До Харлена донесся запах горячего кофе и кипяченого молока. Он оглянулся на свою комнату, почти ожидая увидеть простыню чистой – вернее, такой же грязной, какой она была утром. Вроде как бывает в кино, когда кто-то видит миражи и всякие такие галлюцинации.
Серая слизь переливалась при свете, словно жидкий жемчуг.
Что? – повторил Барни, подходя к ступенькам.
Лоб у него был нахмурен, будто его что-то беспокоило. Темные глаза выглядели… Какими? Встревоженными? Может, заботливыми?
– Ничего, – ответил Харлен. – Я сейчас спущусь выпить какао.
Он вернулся в комнату, скрутил всю постель, стараясь ни в коем случае не дотронуться до дерьма, бросил в ту же кучу пижаму, запихал все в угол кладовки, достал с полки пижаму, хоть и маловатую, но чистую, пошел вымыл руки и только тогда спустился в кухню.
Даже много позже Харлен не мог бы сказать, почему он решил не показывать двум взрослым это очевидное доказательство того, что кто-то или что-то было у него в доме. Возможно, в этот момент он понял, что с этим должен управиться сам. А возможно, такие вещи были слишком постыдными… показать им постель было все равно что достать спрятанные в кладовке журналы и трясти ими перед всеми.
«Она была здесь! Оно было здесь!»
Горячий шоколад оказался отличным. Доктор Стеффни освободил от грязной посуды и вымыл кухонный стол, и они посидели втроем, болтая как равные, до половины первого, когда мать наконец вернулась и вошла через заднюю дверь.
Харлеи сразу отправился к себе наверх, достал запасное одеяло из шкафа и завернулся в него, нимало не беспокоясь о простынях. Заснул он сразу, чуть улыбаясь при звуках доносившихся снизу сердитых голосов.
Все было точно так, как бывало при папе.
Глава 23
Однажды ночью, во время одного из самых тяжелых приступов лихорадки, Майку приснилось, что он разговаривает с Ду-эйном Макбрайдом.
Дуэйн не был похож на мертвого. И не был расчленен на куски, как говорили в городе. Он не кружился на одном месте, как зомби или еще кто-нибудь подобный, – нет, это был просто Дуэйн Макбрайд, такой, каким все эти годы знал его Майк: полный, медлительный, одетый, как всегда, в вельветовые брюки и простую фланелевую рубашку. Даже во сне Дуэйн то и дело поправлял съезжающие на нос очки в темной оправе.
Они были в каком-то неизвестном Майку, но показавшемся ему странно знакомом месте: холмистое пастбище с высокой, обильной травой. Майк не совсем понял, что он, собственно, тут делал, но заметил сидевшего на камне у самого края обрыва Ду-эйна и пошел к нему. Обрыв был страшно высоким, гораздо выше всего, что Майк видел до сих пор, даже выше, чем скала в парке округа Старвед-Рок, куда однажды они ездили всей семьей, когда Майку было шесть лет. Далеко внизу виднелись города, текла широкая река, по которой медленно скользили баржи. Дуэйн сидел, не поднимая глаз, и, как всегда, записывал что-то в блокнот. Когда Майк подошел и сел рядом, тот перестал писать.
– Мне жаль, что ты заболел, – сказал Дуэйн, поправил очки и отложил блокнот в сторону.
Майк кивнул. Он не был уверен в том, что говорит то, что следует, но тем не менее произнес:
– Мне жаль, что тебя убили. Дуэйн пожал плечами.
Майк прикусил губу. Нет, он должен спросить об этом:
– Это было больно? Я хочу сказать, больно, когда тебя убивают?
Теперь Дуэйн ел яблоко. Чуть помолчав, он ответил: Конечно больно. Извини. Майк не мог придумать, что еще сказать. По другую сторону камня, ближе к Дуэйну, щенок играл с какой-то мягкой игрушкой. Затем со странным спокойствием сна Майк заметил, что это был совсем не щенок, а маленький динозавр. А мягкой игрушкой была зеленая горилла.
У тебя серьезные проблемы с этим Солдатом, – проговорил Дуэйн и протянул недоеденное яблоко Майку. Тот покачал головой.
– Ага.
У остальных ребят тоже есть свои проблемы.
– Да? У кого, у остальных? – переспросил Майк.
В эту минуту солнце заслонил какой-то самолет. Оказалось, что это часть птицы.
– Ты знаешь, о ком я говорю. У остальных ребят.
Это объяснило Майку все. Он говорил о Дейле и Харлене. Может быть, и о Кевине тоже.
Если вы будете продолжать воевать поодиночке, – снова заговорил Дуэйн и поправил очки, – кончите так же, как и я. Что же нам делать? – спросил Майк. Ему послышался лай собаки… настоящей собаки… и некоторые другие звуки, напоминавшие ему о доме и вроде бы не связанные с тем местом, где он сейчас находился. Дуэйн не смотрел на него.
– Разузнай, кто эти люди. Начни с Солдата.
