написанной им накануне, в 1833 году, и только что опубликованной в печати. Литературная новость взбудоражила и без того склонное к большим интригам и маленьким «семейным» скандалам петербургское общество. Образ безобразной древней старухи, счастливой обладательницы мистической тайны трех карт, вызывал совершенно конкретные, недвусмысленные ассоциации, а загадочный эпиграф, предпосланный Пушкиным к повести: «Пиковая дама означает тайную недоброжелательность», да еще со ссылкой на «Новейшую гадательную книгу», подогревал разгоряченное любопытство. Кто же скрывался за образом пушкинской графини, или, как подозрительно часто якобы оговаривается сам Пушкин, княгини? Двух мнений на этот счет в тогдашнем обществе не было. Это подтверждает и сам автор нашумевшей повести. 7 апреля 1834 года он заносит в дневник короткую запись: «При дворе нашли сходство между старой графиней и княгиней Натальей Петровной». Речь шла, разумеется, о Голицыной.
В молодости Наталья Петровна слыла красавицей, но с возрастом обросла усами и бородой, за что в Петербурге ее за глаза называли «Княгиня Усатая», или более деликатно, по-французски «Княгиня Мусташ» (от французского moustache – усы). Именно этот образ ветхой старухи, обладавшей отталкивающей, непривлекательной внешностью в сочетании с острым умом и царственной надменностью, и возникал в воображении первых читателей «Пиковой дамы».
Сюжетная канва пушкинской повести на самом деле не представляла ничего необычного для высшего петербургского общества. Азартные карточные игры были в то время едва ли не самой модной и распространенной забавой столичной «золотой молодежи». Страстным и необузданным картежником был и сам Пушкин, и многие его близкие друзья. На глазах поэта происходили самые невероятные истории, каждая из которых могла стать сюжетом литературного произведения. Из-за неожиданных проигрышей люди лишались огромных состояний, стрелялись и сходили с ума. Пушкин и карты – тема отдельного разговора. Здесь же приведем анекдот, хорошо известный петербуржцам XIX века. Император Николай Павлович всегда советовал Пушкину бросить картежную игру, говоря: «Она тебя портит». – «Напротив, Ваше величество, – отвечал поэт, – карты меня спасают от хандры». – «Но что же после этого твоя поэзия?» – «Она служит мне средством к уплате карточных долгов, Ваше величество».
История карт в России насчитывает около четырех столетий. Считается, что карты на Русь занесли поляки в так называемое Смутное время. Во всяком случае, в царствование первого царя из рода Романовых Михаила Федоровича карты уже были известны. В те давние времена картежные игры не жаловались. Регулярно издавались царские указы о запрете азартных игр. Резко отрицательно относилась к карточным играм и общественная мысль. Платон Посошков, Василий Татищев, князь M. М. Щербатов в своих произведениях клеймили игру в карты, как аморальную, «повреждающую нравы». Не получила широкого распространения карточная игра и при Петре I – он не любил карты, предпочитая им шахматы. Но уже в середине XVIII века карточные игры получили самое широкое распространение. Они были одинаково любимы как при дворе, так и в домах петербургской знати.
Собственного производства карт в России долгое время не было. Карты завозили из-за границы. Их количество достигало таких величин, что однажды навело правительство на мысль использовать ввозные пошлины на карты в благотворительных целях для «исправления нравов». Все ввозимые из-за границы карты стали метить специальным клеймом, которое, как правило, ставилось на червонном тузе. Все деньги, полученные от продажи клейменых карт, направлялись на содержание воспитательных домов. При этом играть разрешалось картами, клейменными только специальным знаком, прямо указывавшим на какие нужды направляется доход от их продажи. В Петербурге в конце XVIII века даже возник некий эвфемизм, который в пословичной форме заменял необходимость прилюдно заявлять о своей страсти. Играть в карты называлось: «Трудиться для пользы Императорского воспитательного дома».
Только в 1817 году в Петербурге появилась своя, отечественная карточная фабрика. Она находилась на Шлиссельбургском тракте (ныне проспект Обуховской Обороны, 110). Фабрика принадлежала воспитательному дому, попечительницей которого была императрица Мария Федоровна. Ныне это Комбинат цветной печати, в его музее и сегодня можно увидеть прекрасные образцы игральных карт того времени. О карточном прошлом этой фабрики напоминает фольклор. Дома, построенные владельцами фабрики для рабочих, в народе назывались «Карточными домиками».
В середине XIX века, в пору повального увлечения азартными карточными играми, существовало поверье, что удача посещает только тех игроков, что играют вблизи дома, где некогда проживал палач. Близкое присутствие мрачного призрака исполнителя смертных приговоров якобы приносит удачу в карточном промысле. Петербургские шулеры воспользовались этим и присмотрели два притона в доходных домах на углу Тюремного переулка и Офицерской улицы, из окон которых был хорошо виден Литовский замок – тюрьма, где, как утверждали обыватели, жил городской палач. М. И. Пыляев в книге очерков «Старое житье» рассказывает, как однажды тайный советник екатерининских времен, известный гуляка и картежник Политковский, которого в столице окрестили «петербургским Монте-Кристо», проиграл казенные деньги. В игорный дом на углу Офицерской нагрянула полиция. С большим трудом удалось замять скандал, который грозил закрытием игорного притона. С тех пор салонные зубоскалы стали называть узкий Тюремный переулок «Le passage des Thermopyles», где картежники стояли насмерть и готовы были скорее погибнуть, как древние спартанцы в Фермопильском ущелье, нежели лишиться игорного дома вблизи жилища палача.
Здесь необходимо сделать одно отступление и познакомить читателей с одной еще загадочной личностью XVIII века, имеющей непосредственное отношение к нашей истории. Речь идет о небезызвестном графе Сен-Жермене. Великосветский авантюрист, мистик, изобретатель жизненного эликсира и философского камня, граф Сен-Жермен по некоторым предположениям был португальцем и носил подлинное, как он сам утверждал, имя Йозеф Ракоци, принц Трансильванский. В то же время в разные годы охотно выдавал себя за графа Цароша, маркиза Монфера, графа Белламор, графа Салтыкоф и многих других. Существует множество биографий Сен-Жермена, каждая из которых по невероятности превосходит другую. Согласно некоторым из них, он жил в XVI веке, во времена французского короля Франциска I. Согласно другим, работал с известной русской писательницей Еленой Блаватской. Сам Сен-Жермен утверждал, что ему две тысячи лет, и рассказывал подробности свадьбы в Кане Галилейской, где он чуть ли не давал советы самому Иисусу Христу, как превратить воду в вино. Умер Сен-Жермен будто бы в Лондоне, куда сбежал после французской революции 1783 года. По одним источникам, он прожил 75 лет, по другим – 88, по третьим – 93. Но даже через 30 лет после его смерти «находились люди, которые клялись, что только что видели Сен-Жермена и разговаривали с ним».
Граф Сен-Жермен оставил более или менее заметный след в петербургском городском фольклоре. По одной из легенд, накануне так называемой «революции 1762 года» он под именем графа Салтыкоф будто бы тайно приезжал в Россию, сошелся с заговорщиками и «оказал им какую-то помощь» в деле свержения императора Петра III и восшествия на престол Екатерины II.
Возвращаясь к теме нашего повествования, добавим, что, по одной из легенд, граф Сен-Жермен будто бы имел непосредственное отношение к сюжету повести Пушкина «Пиковая дама». Согласно этой легенде, внук Натальи Петровны Голицыной, однажды начисто проигравшийся в карты, в отчаянье бросился к бабке с мольбой о помощи. Голицына в то время находилась в Париже. Она будто бы обратилась за советом к своему французскому другу графу Сен-Жермену. Граф живо откликнулся на просьбу о помощи и сообщил Наталье Петровне тайну трех карт – тройки, семерки и туза. Если верить фольклору, ее внук тут же отыгрался. Вскоре вся эта авантюрная история дошла до Петербурга и стала известна Пушкину, который ею своевременно и удачно воспользовался. Он сам об этом намекает в первой главе «Пиковой дамы». Помните, как Томский рассказывает о своей бабушке, «Московской Венере», которая «лет шестьдесят тому назад ездила в Париж и была там в большой моде»? Правда, по Пушкину, старуха сама отыгралась в карты, никому не выдав сообщенной ей Сен-Жерменом тайны трех карт. Но ведь это художественное произведение, и автор был волен изменить сюжет услышанной им истории. Напомним читателям, что во второй главе повести Пушкин уже от собственного, то есть авторского лица сообщает о том, что это был всего лишь «
Впрочем, по другой версии, Пушкину при работе над «Пиковой дамой» не было особой нужды так далеко обращать свой авторский взор. У него была своя, собственная, личная биографическая легенда о
