– Дайте кто-нибудь шинель! – попросил он. – Поскорее, он может замерзнуть!
Красноармейцы молча стояли вокруг и не спешили помочь командиру. Холодные отблески костра играли в глазах. Между солдат мелькнул усмехающийся старшина. Легкий холодок пробежал по спине Алексея при виде его, но сейчас беспокойство доставлял не Семен Владимирович.
– Дайте же шинель! – умолял Калинин. – Неужели вы не понимаете, что можете оказаться в такой же ситуации!
– Вы что, не слышали приказ командира? – грозно спросил политрук. – Совсем разболтались!
Через минуту кто-то принес немецкую шинель. Нашлись и старые поношенные валенки, взятые из обоза. Закутывая пленного в сизое сукно, Калинин разглядел предмет, который немец держал в скрюченных пальцах, – единственную вещь, которая была при нем. В его руке оказалась целая, ненадкушенная булочка с маком. Половина точно такой же сейчас лежала в вещмешке Калинина.
Алексей поднял глаза на политрука. Тот кивнул, показывая, что заметил.
– Значит, немцы прошли через деревню, – сказал лейтенант. – Старухи обманули нас.
– Это неважно, – ответил политрук. – Важно узнать, что произошло с их подразделением. Он единственный, кто может рассказать об этом. Возможно – единственный, кто вообще остался в живых.
– Ему нужен фельдшер, – прошептал Алексей. – Бедняга скорее всего обморозился.
– Я приведу его, не беспокойся, – пообещал Зайнулов и удалился.
Алексей наклонился к дрожащему пленному. Тот по-прежнему плакал, размазывая кровь по подбородку. Калинин протянул носовой платок. Немец испугался этого движения, отпрянул. Но затем взял платок из рук Алексея и прижал к разбитой губе.
Калинин обернулся к солдатам.
– Ему нужна кружка горячего чая! – громко произнес он. – Сделайте кто-нибудь чай!
– Вон чайник на костре висит, – крикнул кто-то. – Пущай сам наливает!
– Дайте кружку, – попросил Калинин.
– Пущай из носика пьет!
Калинин поднялся и ткнул пальцем в первого попавшегося красноармейца, молодого парня с простым лицом:
– Дай немцу свою кружку!
– Ни за что не дам! – упрямо ответил тот. – Не хочу, чтобы он к ней своими фашистскими губами прикасался! Меня всю оставшуюся войну тошнить будет!
Алексей повернулся к Приходько и с мольбой посмотрел на него. Не говоря ни слова, Николай снял с пояса свою кружку и отдал лейтенанту. Калинин принял ее с благодарностью.
Не снимая чайника с жерди, он плеснул в кружку кипятку и подал немцу. Тот дрожащими руками поднес ее к заледеневшим губам и принялся жадно хлебать.
– Wie heist du?[4] – спросил Калинин. Немец не ответил. Словно не слышал. Алексей повторил вопрос, но так и не добился ответа. Он подумал, что сейчас лучше не трогать пленного.
Подошел фельдшер – пожилой белорус с длинными усами, опускающимися на подбородок. Попросил у Калинина спирт, чтобы растереть несчастного. Красноармейцы долго возмущались по этому поводу, особенно когда Алексей отдал медику флягу и воздух наполнился специфичным запахом.
Солдаты постепенно расходились. Время было позднее. Ушли и старшина с Приходько, ушел фельдшер. Немец лежал возле догорающего костра, закутанный в три шинели. От удара прикладом у него раздулась нижняя губа. Алексей смотрел на пленного и не видел в нем врага. Его вполне можно принять за обычного деревенского парня откуда-нибудь из средней полосы России, если не обращать внимания на чужой покрой шинели и на немецкие знаки отличия. Немец лежал под сосной. На высоте полуметра над его головой торчал топорик, которым рубили дрова. Его оставил кто-то из солдат.
– Хотите еще чаю? – спросил Калинин по-немецки.
Немец кивнул.
– Хотите чаю? – снова спросил Калинин. Немец недоуменно замер, затем кивнул повторно.
Это походило на издевательство, Алексею за свои слова было стыдно, но он решил попытаться.
– Я не слышу ответа, – мягко произнес лейтенант. – Вы хотите чаю или нет?
– Да, – ответил немец.
Это было первое осмысленное слово, произнесенное им. Алексей облегченно вздохнул. Некоторые люди от пережитого шока теряют речь.
– Как вас зовут?
Немец вдруг засуетился. Зашевелились руки, скрытые под шинелью.
– Снег! – произнес он. – Много снега!.. Снег ревет!
Политрук наклонился к Калинину:
– Что он говорит?
– Ерунду какую-то, – ответил Алексей. – Что-то про снег.
Он снова заговорил с пленным: