Ресницы слиплись от заледеневших слез. Тело не слушалось. И только усилием воли он заставлял себя двигаться выше и выше.
Ствол стал таким тонким, что когти «кошек» соскользнули с него. Ермолаев стянул перчатку, чтобы теплом ладоней растопить лед на ресницах. Некоторое время не мог открыть глаза.
Он несколько раз энергично вдохнул и выдохнул, восстанавливая нарушенное дыхание. Открыл глаза и ахнул.
Бывалый охотник Иван Ермолаев не просчитался.
Сосна, до вершины которой он всё-таки добрался, оказалась выше остальных деревьев на два десятка метров. Под ногами простирался бескрайний зеленый ковер, и сколько бы Иван ни вертел головой, он не мог обнаружить – где заканчивается лес.
Рота не могла забрести так далеко! Край леса должен быть виден!
Ермолаев ощутил горькое разочарование. Он долго карабкался на гигантскую сосну, отдав подъему все силы, а в результате так и не увидел лесу конца. Иван грустно опустил голову, а затем, вдруг вспомнив о чем-то, посмотрел на небо. Едва удержался на стволе.
Небо было затянуто серой туманной пеленой, которая висела над бесконечным лесом так низко, что Иван мог бы достать до нее рукой. Солнце не светило, и даже его очертаний не было видно. Но не это было главным.
Под грязевыми разводами облаков в небе висела появившаяся неизвестно откуда черная луна.
– Черт возьми! – пробормотал Ермолаев. – Куда нас занесло?
Она совершенно не походила на привычную серебристую спутницу, озарявшую ночные тропы сибирских лесов, по которым Иван частенько хаживал с двустволкой. И Ермолаев воспринял это так, словно у него в доме кто-то схватил со стены дорогую его сердцу картину, повесив вместо нее мерзкую мазню. Даже в неприветливых туманных разводах небес черная луна была резким, нагло выделяющимся и абсолютно инородным телом. На ее поверхности отсутствовали кратеры и моря: она была матовой и черной, слегка светящейся изнутри.
– Где мы? – отчаянно пробормотал Ермолаев. – Что ты делаешь на небе, черная бестия?
Он внезапно увидел то, чего не заметил сразу. Именно из-за черной луны он обратил внимание на этот объект.
Вдалеке, как раз под неведомой луной, из леса поднималась то ли гора, то ли скала. На ней не росло ни единого дерева; гладкая каменистая громада была черной, как и луна над ее вершиной. Едва различимая среди зелени леса просека, на которой стояла рота, тонкой ниточкой вела прямо к горе.
Глава 2
До наступления темноты оставалось совсем немного, когда Калинин, Приходько и старшина сняли с гигантской сосны окоченевшего Ермолаева. Неся его на руках, они быстро вернулись на дорогу, чтобы согреть Ивана, укутав в полушубок и усадив у костра. Старшина принес из обоза флягу со спиртом и, задрав Ермолаеву гимнастерку, принялся растирать спину и грудь.
– Ну что? – нетерпеливо спросил Калинин.
– Сейчас, – ответил Иван.
Он взял флягу у старшины и глотнул неразбавленного спирта. Калинин следил за сибиряком с немалым удивлением.
Ермолаев оторвал губы от алюминиевого горлышка, плотнее закутался в полушубок и произнес осипшим голосом:
– Мы в заколдованном лесу. – Он посмотрел на лейтенанта. – Ему нет ни конца ни края.
– Но погоди! – запротестовал Калинин. – Это невозможно. Вокруг леса простираются луга. Ты должен был увидеть их. Мы не настолько углубились в лес.
Иван отдал флягу старшине:
– Я не увидел, где кончается лес.
Калинин в отчаянии посмотрел на могучие стволы, закованные в хвойную броню. Остаток роты под командованием молодого лейтенанта заблудился. Потерялся! Как такое могло случиться?
– Еще одно, лейтенант, – произнес Ермолаев. – На небе творится полная неразбериха.
– О чем ты?
– Там над деревьями… в небе… черная как мрак…
– Что, черная как мрак?
– Луна.
– Луна? – переспросил Калинин.
– Да, луна. Черная, мерзкая и противная. Нагло так в небе висит.
– Черная, в смысле накрытая тенью Земли?
– Нет. Не наша это луна, не земная. Чужая какая-то.
Алексей застыл с раскрытым ртом.
– О чем вы говорите? – вклинился в разговор Семен Владимирович. – Вань, ты для чего лазил на дерево? Что ты еще увидел, кроме всякой чертовщины?
– Да, – спохватился Ермолаев. – Я видел гору. Или скалу. Она стоит посреди леса, и просека ведет прямо к ней. На горе не растет ни единого дерева, поверхность ее гладкая, будто лысина.
