вспомнила, как он собирался придушить меня возле озера, и, схватив его за горло, вновь вскинула руку с ножом. – Как ты здесь оказался? Что тебе нужно?
– Случайно… случайно… – бормотал он испуганно. Вороватые глазки бегали, лицо заросло окончательно и теперь еще больше напоминало козлиную морду.
– «Случайно»? Собирал грибы в лесу возле Нейпира, заблудился и вышел на огонек? Мы в пятнадцати тысячах километров от Новой Зеландии!
– Я-я!.. – Еще какое-то бормотание. – …Здесь… случайно…
– Я тебе сейчас случайно нос отрежу.
Он чихнул от страха, обдав меня брызгами. Невольно пришлось отстраниться. Да и вообще – сидеть на этом помойном коте негигиенично. Еще подхвачу какую-нибудь заразу. Неизвестно, в каком мусорном баке он спал прошлой ночью…
– Не убивайте, сеньора! – жалостно протянул он. – Вы же… знаете меня…
– Это точно. Я тебя, подлеца, прекрасно знаю… – Слезла с него. – А ну поднимайся!
Он перевалился на другой бок, подтянул колени, встал на одно… А я не права. Вряд ли Глюки мирно посапывал в мусорном баке прошлой ночью.
Он умудрился проследить за мной! Это при том, что я спешила. Летела из Новой Зеландии кратчайшим путем, а в Германии мчалась стремглав, пересаживаясь с одного автомобиля на другой… Удивительно, как он не потерял мой след, не имея денег и документов? Нужно признать, что Барсик обладает феноменальной прилипчивостью.
– Что тебе нужно? Зачем ты здесь?
Он стыдливо согнулся. Почесал промежность… Да, это мой новозеландский спутник, сомнений быть не может.
– Как ты умудрился проследить за мной? – Честно говоря, этот вопрос интересовал меня больше всего.
– …Просто-просто… в багажном отсеке всегда местечко найдется… хе-хе… да, найдется…
Я успела отвыкнуть от языка Глюки. Знаете, когда вращаешься в определенном обществе, невольно перенимаешь и речь его членов. Например, в обществе поэтов и писателей можно поднатореть в литературном языке. А вот родители сталкиваются со следующей ситуацией. Ребенок возвращается с улицы и неожиданно выдает такие фразы… Общаясь с Барсиком всего два дня, я почувствовала, что начинаю деградировать. Бормотала под нос, пропускала слова. Зато понимала его. Чуть немного отвыкла – и понимать перестала. Неужели придется снова учиться?
– А пересадка в Лос-Анджелесе?
– …Хе, тьфу… багажные отделения во всех самолетах есть…
Я подошла к нему, насколько позволила моя брезгливость. Нож не опустила, и Барсик впился в него взглядом.
– Зачем ты следил за мной?
– Сеньора не проткнет меня своим ножом?
– Зависит от твоего ответа. И поторопись. У меня очень мало времени!
Он задергался, но начал рассказывать. Короче, Барсик все-таки смылся от помощника Бейкера в том злополучном лесу возле озера. Убегал весь вечер, ночевал в болоте, утром выбрался к моему автомобилю. Долго бродил вокруг него, пока не почувствовал, что я появлюсь с минуты на минуту.
– Как это ты почувствовал? – удивилась я. Он только плечами дернул в ответ. Сам не знает.
– Забарахлила селезенка, словно протухшую кошку съел.
Я попросила его в дальнейшем обойтись без сравнений.
Короче, Барсик думал недолго и забрался в багажник, чтобы добраться хотя бы до Нейпира. Просидел в нем целый день. Слышал все, о чем я говорила с Жаке и с бельгийским археологом.
– Что же не вылез, когда мы приехали в Нейпир? Я несколько раз оставляла машину.
– Женщина… вторая… которая на заднем сиденье…
Оказывается, он решил, что Вера – живой труп. Зомби. Поэтому очень испугался ее. И в самом деле немудрено. Жаке я сказала, что Вера умерла, а сама постоянно разговаривала с ней. Вот недалекий Барсик и рванул… Кроме того, пройдоха не оставлял надежды заполучить десять тысяч долларов из моей сумки.
Я слушала его, испытывая противоречивые чувства. Постоянно напоминала себе, что Барсик два раза пытался меня убить из-за пачки измазанных краской бумажек. Но что-то странное творилось со мной. Мне было жалко его, когда я слушала, как грузчики в аэропорту случайно уронили на него чемодан с гантелями, как он мерз и голодал, совершая двадцатичетырехчасовой перелет в багажном отделении, как овчарка, которая вынюхивает наркотики, тяпнула его за щиколотку.
– Так что же тебе, микроб ходячий, нужно от меня?
– Пятьдесят процентов сокровищ, которые вы ищете!
Я называла «живую воду» сокровищем? Возможно… После смерти Веры я находилась в такой прострации, что могла назвать императора Калигулу древнекитайским философом.
– Ты ошибся, Глюки. Я не ищу сокровищ.
Он улыбнулся. Впервые на моей памяти. Обнажил гнилые зубы, среди которых один неожиданно блеснул подозрительной белизной. Непонятно, как он сохранился в помойно-щелочной среде рта бродяги?
