Барсик мне не поверил. Доказывать ему бесполезно.
Я опустила нож и вдруг неожиданно для себя спросила:
– Хочешь яблоко?
Глюки глянул на меня с таким недоверием, что мне сделалось неуютно. Словно я ему отраву предлагала.
– Яблоко? – переспросил он.
– Есть еще пара киви…
– О, я люблю киви! – оживился он. – Да-да… Жареные киви похожи на цыплят…
– Идиот, – махнула на него рукой, едва сдерживая смех. – Это фрукт такой!..
Что же делать с Барсиком? Сдать бы его в полицию, да жалко… Прогнать? Ведь все равно увяжется за мной, чертяка. И неизвестно, какие еще пакости спланирует.
Вот я и подумала, что лучший способ держать его под контролем – взять с собой. Да-да. Худшего спутника придумать трудно, но какой уж есть. Возможно, еще и пригодится. Посторожит когда надо, что-то подержит, накинет удавку на какого-нибудь симпатягу из спецотдела Кларка.
Прежде чем я успела открыть рот, чтобы спросить Барсика о его планах пребывания в Баварии, из дальнего конца оружейного зала послышалось шарканье тапок, и голос Лукаса произнес:
– Фройляйн Алена! Не желаете ли перед сном чашку чая?
Голос спугнул Глюки, словно выстрел стаю голубей, ворковавших на крыше. Он подпрыгнул на месте и рванулся в раскрытую дверь балкона. Не успела я и слова сказать, как он перепрыгнул через перила и исчез. Через секунду снизу донесся треск кустов и жалобный крик. Бедолага сиганул со второго этажа.
– Что это было? – настороженно спросил Лукас, косясь на распахнутую балконную дверь.
Я не ответила, подбежала к перилам. Внизу трудно было что-то разглядеть. Вечерний сумрак затянул пространство между крепостной стеной и домом.
– Барсик! – позвала я в темноту.
Треск кустов, короткое бормотание, после чего наступила тишина. Барсик куда-то смылся. Бежать вниз, ловить его – только время тратить.
– Что это было? – Лукас появился рядом со мной на балконе.
– Наверное, летучая мышь, – задумчиво произнесла я.
Я вернулась в кабинет Вайденхофа, упала в кресло и закрыла глаза. С трудом заставила себя их открыть. Так можно запросто уснуть – смыть в унитаз целую ночь! Мне нельзя. Нужно попросить у Лукаса чашку кофе покрепче. Этой ночью спать не получится. Я все еще не вышла на след, а времени до завтрашнего полудня – чуть больше четырнадцати часов.
На стене, увешанной картинами, среди акварелей и карандашных набросков я вдруг увидела гравюру в рамке. Ту самую! Как я не заметила ее раньше?
Вскочила с кресла и подбежала к ней. Сняла со стены и положила на стол. Затем достала из сумки гравюру, которую обнаружила в затопленной лаборатории, и положила рядом.
Одинаковые. До последнего штриха. Понятно. Оттиски сделаны с одного клише.
Я вскрыла рамку, чтобы заглянуть на обратную сторону пергаментного листа. Пусто. Ни единой надписи.
В задумчивости огляделась. На глаза попался многофункциональный телефон «Панасоник», приютившийся на краешке стола. Телефон, хммм…
Залезла в карман сумки, принялась рыться в чеках и рекламных буклетах, на которых я обычно записываю всю нужную информацию – адреса, телефоны. Нашла карточку Чедвика – с номером горячей линии «австрийских домохозяек».
– Вы готовите – мы помогаем! – раздался из трубки бодрый женский голос.
– Скажите, в артишоках, фаршированных улитками, можно ли использовать речных улиток вместо морских? – Произнося эту фразу, я чувствовала себя ужасно глупо. Словно проработала всю жизнь в детском лагере поварихой и решила на старости лет устроиться во французский ресторан.
– Подождите минуточку, – попросили на другом конце провода.
Я натянула витой телефонный шнур, словно тетиву, и отпустила. Еще до того, как он перестал дергаться из стороны в сторону, мне ответили:
– Нет, к сожалению, использовать речных улиток нельзя. В морских содержится соль, которая придает блюду специфический вкус.
Я опустила трубку на рычаг. Ответный звонок последовал незамедлительно.
– Мисс Овчинникова? – Голос Чедвика. – Вы что-то хотели от меня?
– Помните гравюру, которая висела на стене в лаборатории?
– Да, конечно. Ее подарил мне Клаус.
– Где он взял ее?
– Купил у одного овцевода в Швице. Приобрел практически за бесценок. Три одинаковых гравюры. Тот почему-то считал их подделкой конца девятнадцатого века и не дорожил ими особо.
– Откуда они взялись у овцевода?
