заколотили досками и покрыли брезентом. Я знаю человека, которого сегодня утром выселили из Северной Долины за то, что он возмущался проволочкой с пуском вентилятора. После взрыва прошло уже трое суток, но еще ничего не сделано.
Мистер Паркер начал задавать ему вопросы тем резким, подозрительным тоном, который характерен для профессиональных обвинителей. Но Хал был не против этого: ведь обязанность прокурора прежде всего установить факты.
Паркер спросил, где он может найти подтверждение этого рассказа.
— Вам придется туда поехать, — ответил Хал.
— Вы заявляете, что эти факты известны всем рабочим. Назовите несколько фамилий!
— Я не уполномочен называть их фамилии, мистер Паркер.
— Какие еще полномочия вам нужны? Мне-то они ведь все подтвердят?
— Может, да, а может, и нет. Один из них уже потерял работу. Не всякий решится пожертвовать работой.
— Что ж, вы рассчитываете, что я отправлюсь туда по вашему голословному заявлению?
— Это не голословное заявление! Я дам вам документ — мои показания под присягой.
— А почем я знаю, кто вы?
— Вы знаете, что я работал в Северной Долине. Можете это проверить по телефону. Мое имя и фамилия — Джо Смит, я был подручным шахтера в шахте номер два.
Но Паркер признал это недостаточным: он слишком дорожит своим временем, и прежде чем предпринять поездку в Северную Долину, должен видеть фамилии свидетелей, которые подтвердят эти показания.
— Я предлагаю вам заверенный документ! Мне доподлинно известно, что в данную минуту совершается преступление — сто семь человек брошены на гибель, я вам заявляю официально. Неужели вы не считаете это достаточным основанием хотя бы для запроса?
Прокурор снова заявил о своем желании выполнить служебный долг и оградить права рабочих Но он должен убедиться, что это не авантюра; ему прежде всего нужен список свидетелей. Хал старался угадать побуждения этого человека: цепляется ли он за первый попавшийся предлог, чтобы уклониться от действий, или, несмотря на официальный пост, он докатился до того, что собирается услужить «Всеобщей Топливной компании» списком «смутьянов»?
Но при всем своем недоверии Хал решил помочь прокурору разобраться в обстоятельствах дела. Он подробнейше рассказал о катастрофе. Он как бы водил мистера Паркера по Северной Долине и показывал ему обезумевших от горя женщин и испуганных детей, которых отгоняют дубняками и револьверами от шахты. Оп перечислял одну за другой семьи, потерявшие мужей, отцов и сыновей. Он рассказал о шахтерах, которые упрашивали, чтобы им разрешили рискнуть жизнью ради спасения товарищем. Он дал волю чувствам и горячо ратовал за своих страдающих друзей. Но прокурор прервал поток его красноречия вопросом:
— Позвольте спросить вас, молодой человек, сколько времени вы проработали в Северной Долине?
— Около десяти недель.
— А много ли вы до этого работали на шахтах?
— Это мой первый опыт.
— И вы считаете, что за десять недель вы так хорошо все изучили, что имеете теперь право обвинять в предумышленном убийстве лиц, посвятивших всю свою жизнь совершенствованию в горном деле?
— Я уж вам говорил, — воскликнул Хал, — что это не только мое мнение! Это — мнение старейших и опытнейших шахтеров! Я повторяю вам: никто не сделал даже попытки спасти этих людей. Администрацию не интересует жизнь рабочих! Один из них — Алек Стоун — заявил во всеуслышание: «Черт с ними, с людьми, — спасайте мулов!»
— Все тамошние люди возбуждены сейчас до крайности, — заметил прокурор. — Никто не способен трезво рассуждать, да вы и сами не способны! Если в шахте пожар и он распространяется с такой быстротой, что его нельзя потушить…
— Позвольте, мистер Паркер, откуда вы знаете, что пожар распространяется с такой быстротой?
— А вы откуда знаете, что это не так?
Хал не ответил.
— Насколько мне известно, — вдруг сказал прокурор, — здесь должен находиться заместитель главного горного инженера. Как его фамилия?
— Кармайкл, — подсказал Хал.
— Ну, а он-то что говорит?
— Именно за обращение к этому господину был выселен из Северной Долины шахтер Хузар.
— Так, — сказал мистер Паркер, и по его голосу Хал понял, что он нашел, наконец, оправдание. — Что ж, это дело Кармайкла, я тут вмешиваться не имею права. Если он явится ко мне с требованием обвинительного заключения, я займусь этим вопросом, но никак не в ином случае. На этом мы с вами покончим.
Хал поднялся.
— Очень хорошо, мистер Паркер, — сказал он, — я вам изложил все факты. Меня предупреждали, что вы пальцем не шевельнете, но я думал все-таки вас убедить. Теперь я буду требовать у губернатора вашей отставки.
С этими словами юный шахтер покинул прокурорский кабинет.
Хал пошел в гостиницу «Америка», где к услугам желающих имелась стенографистка. Когда эта молодая особа услыхала, какой документ ей придется писать, пальцы ее явно задрожали, но она не отказалась от работы, и Хал подробно продиктовал обстоятельства, при которых заколотили вход в шахту № 1 в Северной Долине. Свое заявление он закончил требованием ареста Эноса Картрайта и Алека Стоуна. Затем он продиктовал свои показания о том, как рабочие избрали его контролером, но администрация не допустила к исполнению обязанностей. Вспомнив все известные ему юридические термины, Хал потребовал ареста за эти преступления двух человек: Эноса Картрайта и Джеймса Питерса — заведующего весовой. В третьем своем документе Хал рассказал о том, как начальник охраны Джефф Коттон среди ночи напал на него, издевался над ним, продержал его в течение тридцати шести часов в тюрьме, не предъявив ни обвинения, ни ордера на арест, а также о том, что Коттон, Пит Хейнан и двое других лиц, чьи фамилии ему неизвестны, незаконно выпроводили его из Северной Долины, угрожая физической расправой. За это он просил арестовать Джеффа Коттона, Пита Хейнана к тех двух лиц, чьи фамилии остались ему неизвестны.
Не успел еще Хал закончить эту работу, как явился Билли Китинг и принес двадцать пять долларов, полученные Эдстромом на почте. Они нашли нотариуса, в присутствия которого Хал клятвенно подтвердил правдивость каждого документа. Когда нотариус должным образом все это подписал, приложив печать с гербом штата. Хал отдал вторые экземпляры Китингу, который сразу же побежал на вокзал, чтобы поспеть к почтовому поезду, уходившему в Уэстерн-Сити. На почту сдать такие важные документы Билли не решился — «Опасно в таком сволочном городе!» Когда Хал и Китинг выходили от нотариуса, они заметили, что их эскорт увеличился: появился еще одни здоровенный детина, даже не пытавшийся скрывать, в чем состоят его обязанности.
Хал завернул за угол и направился к дверям конторы, где сбоку была прибита дощечка: «Дж. У. Андерсен, мировой судья».
Джим Андерсен, ветеринар, сидел за письменным столом. До того как сей господин удостоился чести стать судьей, он, очевидно, имел привычку жевать табак; об этом свидетельствовали пятна на его рыжеватых усах. Хал подметил и эту мелочь, прикидывая свои шансы на успех. Он вручил судье свой документ, где описывалось, какому издевательству его подвергли в Северной Долине, и долго сидел, наблюдая, как Его честь с непостижимой медлительностью читал этот документ.
— Так, — заговорил, наконец, судья, — чего же вы добиваетесь?
— Ордера на арест Джеффа Коттона.
С минуту судья глядел на него, потом сказал:
