Когда же стало понятно, что полностью ликвидировать плацдарм у Баранува не удастся – я уже отмечал ту быстроту, с которой русские делали захваченные ими плацдармы неприступными, – Бальк решил уничтожить два плацдарма на участке LVI корпуса, причем сделать это при максимальном числе боевых машин и орудий и минимуме личного состава. В атаку на плацдарм под Козенице, который удерживали две-три русские дивизии, мы бросили только 6 батальонов, но поддерживали эту атаку 120 самоходных орудий, вся артиллерия XLII корпуса и 3 танковых дивизий.
Чуть позже в дело вступили еще и две минометные бригады. Сосредоточение артиллерии XLII корпуса было рискованным шагом, поскольку в каждой из наших батарей на Баранувском плацдарме мы оставили только по одному орудию. Все орудия были переброшены на участок под Козенице ночью, а сразу же после артподготовки мы вернули их на свои позиции.
Артиллерийская подготовка была короткой, но чрезвычайно интенсивной. Штурмовые орудия применялись массированно, и под этим ураганом огня сопротивление русских дрогнуло и сломалось, несмотря на большую отвагу, проявленную отдельными солдатами и подразделениями. В ходе артподготовки наши службы перехватили следующие радиопереговоры:
Тем временем общее положение в Польше значительно улучшилась. Варшавское восстание поначалу выглядело чрезвычайно опасным, но ситуация несколько разрядилась, когда стало ясно, что русские не смогли прорваться для оказания помощи повстанцам. У командования 9-й немецкой армии, которая сражалась там, сложилось впечатление, что русские израсходовали свои запасы горючего и боеприпасов и поэтому не сумели прорвать нашу оборону. Как бы то ни было, Красная армия не сделала ничего, чтобы помочь полякам, и их сопротивление постоянно слабело[223] . В Прибалтике положение также улучшилось. Гудериан, новый начальник Генерального штаба,
убедил Гитлера отдать приказ об эвакуации наших войск из Эстонии и Латвии. 16 сентября немецкие части ударом из Курляндии пробили коридор до Риги, что дало возможность группе армий «Север» соединиться с группой армий «Центр». В этих боях отличился, в частности, мой старый друг полковник граф Штрахвиц.
Однако обстановка в Румынии приняла катастрофический характер. Маршал Антонеску[224] был искренним другом Германии и полностью владел военной ситуацией в стране. Он предложил эвакуировать войска из Молдавии и Бессарабии и создать мощную оборонительную линию вдоль Карпат, далее через Галац к устью Дуная. Подобное предложение было очень своевременно, поскольку германские резервы перебрасывались на север для восстановления положения в Польше. Кроме того, ходили неприятные слухи о предательстве Румынии, что делало желательным сосредоточение немецких частей в Валахии. Но ничего этого сделано не было, и с началом наступления Красной армии 20 августа румынские дивизии перешли на сторону русских и повернули оружие против отступающих немецких войск[225]. Наши бывшие союзники захватили переправы через Дунай и Прут, в результате чего 16 немецких дивизий оказались полностью уничтоженными. Наше положение на Балканах резко изменилось; Болгария и Румыния были заняты русскими, а в сентябре они вступили и в Венгрию.
На Висле 4-я танковая армия прочно удерживала фронт, но ни генерал Бальк, ни я не позволяли себе подолгу оставаться на относительно спокойных участках. Нормандская кампания закончилась страшным поражением у Мортена и Фалеза, 25 августа пал Париж, а передовые части 3-й армии генерала Паттона уже подходили к границам рейха. В сентябре генерал Бальк был вызван для доклада в ставку фюрера; он получил назначение на должность командующего группой армий «Г» на Западе, а я должен был сопровождать его в качестве начальника штаба. Итак, я наконец попрощался с русским фронтом и опять отправился на новый театр военных действий.
19
Красная армия
В этой главе я хотел бы обобщить все свои впечатления о Красной армии. Естественно, со временем ценность опыта, полученного немецкими войсками в войне с русскими, будет постоянно снижаться и для оценки их военных способностей потребуются новые определения. Тем не менее характер и качества русского солдата и типичные для него методы ведения боя вряд ли существенно изменятся. Поэтому опыт Второй мировой войны может служить важным фундаментом для объективной оценки военной мощи России.
Психология русского солдата
Ни один человек, принадлежащий к культурной традиции Запада, не в состоянии постичь характера и души этих людей, рожденных и выросших по другую сторону границ Европы[226]. Тем не менее знание русского характера может послужить ключом к пониманию их боевых качеств, их преимуществ и методов вести войну. Личностные качества каждого в отдельности взятого солдата всегда были определяющими факторами в войне, часто более важными, чем численность войск и количество техники. Это известное положение оказалось верным и для Второй мировой войны и, как мне думается, будет верно еще долго.
Совершенно невозможно сказать, что в следующий момент будет делать русский: он всегда бросается из одной крайности в другую. Обладая опытом, всегда можно предугадать, как в том или ином случае поступит солдат любой другой страны, но только не русский. Его натура столь же необычна и загадочна, как и его огромная и грозная страна. Он невероятно терпелив и вынослив, чрезвычайно храбр и отважен и одновременно периодически проявляет необъяснимую трусость. Бывали случаи, когда русские части, только что отразившие атаки немцев, неожиданно впадали в панику перед небольшими штурмовыми группами. Иногда целые батальоны теряли самообладание при первом же выстреле, и те же самые батальоны с фанатичной стойкостью сражались на следующий день. Русский человек совершенно непоследователен; сегодня его совсем не заботит, прикрыты его фланги или нет, назавтра он трепещет от одной мысли о том, что его флангам угрожает опасность. Он пренебрегает общепринятыми принципами тактики, но неукоснительно следует букве своих полевых уставов. Возможно, ключ к пониманию такого отношения заключается в том, что русский солдат не мыслит самостоятельно, не может трезво оценивать обстановку и выбрать соответствующую линию поведения, а поступает в зависимости от своего настроения, понять которое жителю Запада не дано. Он примитивен, хотя и отважен по природе, он полностью находится во власти эмоций и инстинктов. Его индивидуальность легко растворяется в массе; его способность переносить невзгоды и выносливость складывались долгими столетиями страданий и лишений. Благодаря природной силе этих качеств русский солдат во многих отношениях превосходит более рационального солдата Запада, который может возместить свои недостатки более высоким уровнем умственного и духовного развития.
Характерной чертой русского солдата является его пренебрежение и к жизни, и к смерти, столь недоступное пониманию западного человека. Русский совершенно спокойно воспринимает смерть своих товарищей и с точно такой же бесстрастностью встречает свою собственную смерть. Для него жизнь не имеет сколько-нибудь существенной ценности; это нечто такое, с чем можно спокойно расстаться.
Русский солдат терпеливо и даже с равнодушием переносит холод и жару, муки голода и жажду. Он малорелигиозен, а его настроения варьируются от необыкновенной жестокости до искренней доброты. В толпе он преисполнен ненависти и жесток, но один может быть великодушным и щедрым. Эти качества характерны для русских, живущих в азиатской части страны, монголов, туркменов и узбеков, а также славян, живущих западнее Урала.
Русский солдат любит свою «матушку-Россию», и по этой причине он сражается за коммунистический режим, хотя, вообще говоря, он отнюдь не фанатик от политики. Я уже упоминал о том, что во время
