Раинульф, поспешил в эту крепость и дал жителям клятву защищать их всеми силами. Рожер подступил к стенам Трои, разгневанный до крайности изменой зятя, и тотчас же ворвался в его владения, чтобы отомстить ему, опустошив его область. Испуганный этим, граф Раинульф счел за лучшее бросить город на произвол судьбы и попробовал снова примириться с Рожером. Рожер и на этот раз позволил себя уговорить, хотя сознавал, что его зять при первом удобном случае снова возмется за старое.
Потом он приступил к осаде Трои и вел ее с необыкновенной энергией, пока крепость не сдалась.
Где война – там упадок. Хозяйственная жизнь страны была практически парализована. Бароны стали настоящими разбойниками с большой дороги. Чтобы как-то поправить положение дел, Рожер решил созвать рейхстаг в Мельфи, который с самого начала считался центром норманнского владычества в Апулии. В своей речи перед апулийскими баронами и духовенством он указал на произвол и беззаконие, царившие от Адриатического моря до Фароса на Средиземном море, указал на необходимость издать эдикт, чтобы положить конец этой анархии. Он требовал от собрания, чтобы оно изыскало средства восстановить мир, обуздать насилие, запретить подчиненным грабеж, наказывать виновных, каждому обеспечить собственность и везде оказывать содействие купцам и пилигримам. Бароны и духовенство, которые сошлись на призыв герцога в Мельфи, приняли его предложение и обещали делом содействовать их осуществлению.
Но Южная Италия была каким-то вечно кипящим котлом. Едва Рожер II распустил собрание своих вассалов, к нему пришли послы от папы, который, после примирения в Беневенте, находился с ним в самых лучших отношениях, и попросили от него помощи против Беневента. Там жители восстали против назначенного папой городского головы и с оружием в руках ворвались в замковую капеллу, где тот искал себе убежище. Преследуемый спрятался под священными одеждами священника, который совершал тогда мессу. Но разъяренные преследователи достали его и под сутаной и нанесли ему много ран, от которых тот и умер. Затем они поволокли его труп по улицам, где чернь надругалась над телом. Когда папа получил известие об этом событии, он потребовал сурового наказания жителей. Тогда благочестивые послушные горожане свалили вину на некоторых злодеев, стали просить о прощении, о новом правителе и святой отец решил оказать им снисхождение. Но, когда в следующем году папа сам пришел в Беневент и хотел собрать с населения различные налоги, то вновь нашел город непокорным. Рожер, в силу своих обязательств относительно своего сюзерена, двинулся на этот город и заставил его подчиниться папе.
Не успел Рожер вернуться в Палермо, как его снова призвали на континент.
Роберт Гранмениль, один из его баронов, храбрый воин, но человек очень сомнительной верности, и прежде принимал участие в заговорах против него заодно с его врагами. Когда дело последних было проиграно, герцог упрекнул вероломного вассала в измене. Тот утверждал, что он не хотел поднимать оружия против своего повелителя, но только двинулся в путь, чтобы идти за Альпы, где он хотел остаться навсегда. Хотя Рожер и не мог поверить его словам, он все-таки не подверг Гранмениля заслуженному наказанию, только конфисковал его владения и позволил ему свободно удалиться на север, причем мятежник дал клятвенное обещание никогда не появляться в Италии.
Теперь Рожер узнал, что тот затевает новую измену. Едва его сюзерен переехал на остров, он овладел крепостями Оргеолумом и Кастровиллой. Рожер тотчас же переплыл пролив, чтобы потушить пожар в самом начале. С восстанием Гранмениля он скоро справился, но этого герцогу было мало.
Он видел, что ему необходимо овладеть цитаделью Салерно, которая все еще находилась в руках жителей этого города, и потребовал от салернитанцев сдать ему крепость. Сначала они на это не согласились, но вооруженным путем сопротивление горожан было сломлено.
Другой вассал Рожера, граф Орианский, не захотел ему подчиняться – вновь вооруженная борьба, вновь приведение к покорности силой. Огнем и мечем опустошил Рожер все его владения. Его нападение было так энергично, что граф скоро сдался. Роберт Капуанский, который до сих пор считался независимым, принес теперь ленную присягу Рожеру II.
В это время Боэмунд II, князь Антиохийский, которому, по-видимому, и дела не было до своих владений в Италии, умер, не оставив после себя мужского потомства. Для Рожера было очень важно потребовать для себя и это, первое из княжеств, основанных на востоке во время крестовых походов. Если бы дела его государства не требовали всего его внимания и если бы он мог тотчас же туда отправиться, может быть, он приобрел бы для себя очень много. Но, так как он сделать этого не мог, наследство от него ускользнуло. Подданные Боэмунда II предложили руку его единственной дочери Констанцы сыну графа Раймунда Пуату.
По сообщению Вильгельма Тирского, послы отправились прямым путем в Англию и здесь нашли молодого человека, который, когда послы сообщили ему под секретом, зачем они приехали, по совету своего благодетеля, короля Английского, милостиво принял это предложение и тотчас же, захватив для путешествия только самое необходимое, двинулся в путь, не открыв своей тайны никому.
Но Рожер уже получил сведения о том, что было решено в Антиохии. Во всех приморских городах Апулии были приняты меры, чтобы перехватить молодого принца. Рожер надеялся, что, задержав принца, он успеет подкупить вельмож этой страны и добьется того, что наследство Боэмунда попадет в его руки. Но Раймунд на этот раз перехитрил Рожера. Он ехал без всякой помпы, как самый обыкновенный человек из простого народа, – то шел пешком, то ехал на плохих вьючных животных, всегда вращался среди простолюдинов, только что не пил с ними и не танцевал тарантеллу. Его спутники и его слуги шли маленькими группами или впереди на два или на три дневных переезда или позади него и делали вид, что никакого отношения к нему не имеют. Каждого вводила в заблуждение простая одежда бедного путника, который в дороге исполнял обязанности слуги. Так он спасся от всевидящих очей и длинных рук Рожера.
Прибыв в Антиохию, Раймунд сразу же отправился в церковь и там был повенчан с очень еще юной принцессой, дочерью Боэмунда II, и так овладел княжеством.
Вильгельм Тирский говорит о новом повелителе так: «Он происходил из очень благородного дома. Он был высок ростом, имел прекрасную фигуру и был так молод, что на его щеках едва пробивались первые признаки бороды. Он прекраснее, чем все короли и князья в мире, всем симпатичен своею общительностью и разговорчивостью и обнаруживал во всех своих манерах благородное достоинство выдающегося князя. Он с уважением относился к наукам, хотя сам не был в них достаточно силен, неутомимо исполнял свои христианские обязанности и, особенно в праздники, был ревностным посетителем церкви. Он хранил свой брак во всевозможной чистоте, в пище и питье был умерен, а в щедрости доходил даже до расточительности».
В то время в царственном доме норманнов еще не было установлено, что к женщинам наследство не переходит. Так от Рожера II ускользнуло это антиохийское княжество, которое при других условиях должно было бы перейти к нему, как к ближайшему родственнику покойного Боэмунда. Сначала он был крайне раздражен тем, что молодой французский граф отнял у него столь лакомый кусок. Но скоро он примирился с этим, как с тем, что изменить нельзя. Вернувшись на Сицилию, он принял за осуществление плана, который уже давно вынашивал, – занять среди христианских повелителей достойное место и области, завоеванные его отцом и им самым, сделать королевством. Приближенные поддерживали его в этом намерении. Они указывали ему на то, что среди его вассалов на материке были люди с таким же высоким титулом, который носил и он, и что ему необходимо иметь юридический символ той высшей власти, которой он фактически владел. Их слова совпадали с желаниями самого Рожера. Но он отдавал себе отчет в том, что королевское достоинство подвергнет новым опасностям его государство, что бароны, на данный момент внешне укрощенные, едва ли спокойно признают его своим королем. Кроме того, он сомневался, что папа, который так долго не давал ему и герцогского титула, возложит на него королевскую корону. Он должен был опасаться, как бы этим поспешным шагом не возобновить ужасную, теперь едва притихшую борьбу между духовной и светской властью.
В конце концов он откинул все свои колебания и отправился в Салерно, чтобы там сделать первый шаг к задуманному им возвышению своего дома. Там он собрал высших духовных и светских сановников, графов и баронов, и изложил перед ними причины, почему ему и подобающе, и необходимо возложить на свою голову королевскую корону.
Власть Рожера, когда он овладел уже всей Нижней Италией, возросла настолько, что его государство по своему значению едва ли уступало какому-нибудь другому в христианском мире того времени. Поэтому для
