– Пока я здесь живу, кажется, нет. Мой пес залаял бы. Но раньше… этот дом – настоящий музей, и сомневаюсь, что после смерти тети составляли опись имущества. К тому же она явно была совершенно глуха в последние годы.
Я не стала говорить ему обо всех книгах, которые Салли «одалживала» у Алекс. Просто добавила их к списку труднообъяснимых вещей – всяких неясностей, вроде моей дружбы с Салли и ее неустановленных пределов.
Полицейский опустил ручку.
– Где же здесь связь с Дереком Риверсом?
– У него есть ключ от моего дома, потому что он сторож. И он приходил ко мне после убийства Салли, спрашивал, говорила ли она что-нибудь о нем. – Я пожала плечами, признавая слабость своих доводов. – Он вел себя очень агрессивно.
– Вы сменили замок?
– Я забыла.
Я пыталась вспомнить, когда же Салли говорила мне про замки. В начале этой весны, как-то на рассвете я вышла в сад погулять с Расселом. С трудом пробираясь по мелководью тумана, окутавшего заросли бамбука, я рисовала в своем воображении восточный пейзаж, подернутую дымкой сонную местность, где влажно и кишат змеи. Кажется, втайне я надеялась, что случайно встречу Ника и он найдет меня весьма живописной. Но он, вероятно, спал. Рассел, радостно сопевший возле корней молодого папоротника, вдруг поднял голову и залаял на тис. Его лай означал не предупреждение, скорее, приветствие.
– Что там, Рас?
Я ничуть не удивилась бы, застав этого густолиственного динозавра в процессе превращения. Его полая сердцевина, лоснившаяся изнутри, как перламутр, была усеяна белыми и зелеными растениями, словно большой старый кит, что колыхается в морских волнах, весь обросший ракушками и водорослями.
Внутри ствола зашевелились. Кто-то поднимался с корточек – медленно, разминая затекшие мышцы.
– Салли?
Одной рукой девушка придерживалась за покрытую патиной шкуру дерева; в другой держала одеяло, пестревшее листьями и мхом.
– Салли! Ты что, спала сегодня в дупле? Твоя мама будет волноваться!
– Мама ночевала у родных, – огрызнулась Салли, явно имея в виду, что ей пришлось бы остаться наедине с отцом.
Подозреваю, то был не последний раз, когда Салли спала внутри дерева, чтобы избежать пьяного внимания Дерека Риверса, по крайней мере, если судить по примятым листьям и веточкам, которые я время от времени замечала; хотя то был единственный раз, когда она по неосторожности позволила мне обнаружить ее. В то утро мне удалось затащить девушку к себе на кухню – единственный уголок дома, отмеченный моей личностью. К стене было приколото несколько фотографий прилавка мистера Банерджи, с полки, на которой я хранила индийские приправы из местной бангладешской бакалейной лавки, свисали пучки высушенных трав, а на сосновом столе стояли первые цветы в банке из-под джема. В первую же неделю Салли помогла мне перетащить сюда из гостиной Алекс электрическую плитку с двумя конфорками; теперь я поставила на нее сковородку, намереваясь сделать яичницу с поджаренным маком и чили, так всегда делала моя мама. Глядя, как я перемешиваю специи в шипящем масле, Салли рассказала, что у ее мамы есть индийский рецепт хлеба с маком.
– От папиной семьи. Надо будет как-нибудь попробовать.
– Значит, твой отец знает о тем индийском родственнике, про которого говорил Джек?
Она пожала плечами, смущенная моим внезапным интересом.
– Твой отец знает об истории больше, чем Джек?
– Да не, вряд ли. Он говорит, что мы можем быть родственниками, мы, то есть Риверсы и Флитвуды, а может, и Айронстоуны. Это все, что я знаю.
На ее лице было написано твердое желание не отвечать ни на какие вопросы, поэтому мне пришлось отступить. Салли опустила палец в мешок с пряностями и принялась разглядывать крошечные серовато- черные семена, прилипшие к подушечке.
– Ты знаешь, что это опийный мак? Фирма, в которой работает Джек, делает духи из масла семян опийного мака. Эти семена такие крепкие, что могут прождать в земле сто лет, а только потом дать ростки.
Я спросила, что она думает о старых названиях мака, на которые мы наткнулись в библиотеке Магды, – красные колпачки, грозовой цветок; я думала, она будет говорить про жестокость и насилие, а она подула на свой пальчик, так что семена исчезли в комнате моей тети.
– Брехня.
Кажется, именно в то утро она легонько постучала по моему замку и невзначай заметила, что неплохо бы его заменить.
– Могу устроить тебе хорошую скидку у мистера Сильвера.
Все, что происходило между Салли и ее отцом, выплыло наружу благодаря дедушке Ника. Он постучался ко мне как-то в воскресенье и принялся жаловаться:
– Право же, весь этот шум-гам невозможно терпеть!
– Вы о Риверсах, мистер Банерджи?
Прошлой ночью там случилась настоящая буря, когда отец Салли вернулся из пивной.
– Ну а сегодня она не пришла помочь. Обычно она приходит каждое воскресенье рано утром и отвозит мои растения на Коламбия-роуд, за это, как вы знаете, я плачу ей небольшие комиссионные или даю растения на выбор. Не появиться и не предупредить заранее – это совсем на нее не похоже.
За его суетливостью Белого Кролика скрывалось самое искреннее беспокойство. Я знала, как он любил Салли.
– Вы ходили к ней?
– Нет, нет. У меня нет вашей власти. Он скажет, что это не мое дело. Я не люблю вмешиваться. Мы все-таки соседи. Он опять будет обвинять меня в том, что я подслушиваю и сую свой нос куда не просят. И моего внука нет дома – он уехал устраивать большую выставку.
Все это означало: мистер Банерджи одинок и беззащитен, в то время как за моей спиной выстроилась вся невидимая мощь попечителей Эдема.
Я колебалась, не желая задавать очевидный вопрос.
– Вы думаете, мне следует поговорить с мистером Риверсом, мистер Банерджи?
Его доброе лицо, хотя и по-прежнему встревоженное, просияло.
– Мне пойти с вами?
– Нет, не хочу втягивать вас в неприятности. Я справлюсь сама. Только…
– Да?
– Если на Риверса вдруг найдет, позовите Толстю, хорошо?
Пытаясь обмануть скорее себя, чем Риверса, я натянула тяжелые ботинки, добавлявшие лишний дюйм к моему росту. Настоящие говнодавы, хотя по природе своей я человек мирный и не люблю связываться с дерьмом. Надев на Рассела ошейник с поводком, я пошла и постучалась в парадную дверь Риверсов – мое сердце гулко вторило ударам кулака.
Подошел Риверс: он был небрит, и от него пахло чем-то кислым. Я привыкла видеть его квадратное тело в военном костюме, купленном на распродаже. Теперь, без камуфляжной куртки и кепи, он казался старше, приземистей, и даже пятен на его лице стало как будто больше. Но при этом он выглядел гораздо внушительнее. Ткань его белой футболки обтягивала рельефную мускулатуру, неожиданную у такого пропойцы, а кости черепа отчетливо выпирали под легкой щетиной и не переставая двигались, выдавая едва сдерживаемую энергию, словно он, как какое-то маленькое, злобное животное, быстрее всех нас проживал свою жизнь. Или чужие жизни.
– Малышка Салли занята, помогает прибираться, – заявил он, не впуская меня внутрь.
Но Рассел, заметив Салли в прихожей позади отца, уже протиснул между нами свое похожее на
