Рыба, кровь, кости

Его лицо, в отличие от моего, легко было запомнить: узкое, суровое, из тех, что можно видеть на музейных картинах, изображающих казни или мускулистых вздыбившихся коней.

– Я несколько месяцев хотела встретиться с вами!

Я решила не упоминать о сообщениях, которые оставляла ему на работе. Пусть он сам поднимет эту тему.

Джек улыбнулся не с такой готовностью, как Гершель, чье обаяние вызывало желание сделать ему приятное, но заговорил вполне дружелюбно:

– Как Кристиан и Ник, я большой поклонник вашей работы.

– Ах да. Моя работа, – отозвалась я, куда больше заинтересованная в моей давно потерянной семье. – Что ж, нам лучше подняться в библиотеку. Только там мне удалось расчистить достаточно места, чтобы можно было принимать гостей. Библиотека сразу по…

– Я знаю, где она, – перебил меня Айронстоун и повел Гершеля по узкому проходу между ящиками Варда.

Когда Ник проходил мимо меня, мне удалось задержать его и притвориться рассерженной:

– Почему ты не сказал мне, что будет Джек Айронстоун?

– Хороший сюрприз, а? – Он провел рукой по моим волосам и шее. – Ты выглядишь восхитительно.

– Итак, что вас заинтересовало в моих снимках? – неловко спросила я, когда мы все расселись по круглым диванам, набитым конским волосом, словно позируя для викторианского студийного портрета.

Гершель вынул конверт с фотографиями, которые забрал у меня Ник.

– Позвольте, я разложу их на… – Он быстро пробежал взглядом столы, заставленные пыльными индийскими безделушками. – Может, на полу?

Лицо Джека Айронстоуна искривилось от еле сдерживаемого смеха.

– Дражайшая тетя Алекс никогда не верила в минимализм.

Аккуратно выложив на тигровой шкуре десять наименее зловещих фотографий с растениями, Гершель стал расспрашивать меня о том, как можно использовать эту новую гибридную рентгеновскую камеру: портативна ли она? Выдержит ли она и заряженная в нее пленка резкие перепады температуры? Я отвечала, как могла. Когда он наконец уверился, что я знаю свое дело, то обратился к Айронстоуну:

– Ну, Джек, что скажешь?

Прежде чем ответить, Джек прикурил новую сигарету.

– О, да я просто счастлив вступить в клуб поклонников Клер Флитвуд. – Его испытующий взгляд, впрочем, показывал, что членство еще не оплачено. – Эти ваши ботанические рентгенограммы произведут революцию в той области, которая ради достижения такой точности обычно полагается на рисунки. – Он глубоко затянулся, прикрыл глаза, наслаждаясь вкусом, а потом наклонился и взял один из снимков, изучая надпись, сделанную мной. – «Рыба, кровь, кости»?

– Органическое удобрение, – машинально ответила я. Айронстоун, кажется, ждал большего, так что я продолжила: – Туда входят примерно равные части азота, фосфатов и калия – то есть поташа. Оно называется «Рыба, кровь, кости», но в этой смеси невозможно отличить один компонент от другого. Они все одного цвета. Я просто… не понимаю эти общепринятые границы между допустимым и недопустимым. Например, кидать пригоршни размолотых животных в землю своего сада вполне нормально, но снимать такие фотографии, какие делаю я, кости, разложение, считается отвратительным. Черви годятся, а вот личинки – нет.

– А зачем вы наложили кору тисового дерева на… кажется, это обугленные кости руки? – спросил Гершель.

Я не привыкла объяснять свои работы и поэтому замялась, не зная, вправду ли ему интересно.

– Понимаете, раньше поташ для удобрений получали, сжигая растения. Теперь у нас есть костяная мука – фосфат кальция, то соединение, в виде которого фосфор содержится в почве. – (И значит, Салли была права, говоря, что земля полна крови и костей.) – Огонь разлагает кости на составляющие, например карбонат кальция – то есть карбонизированные, обугленные, понимаете… А фотосинтез важен для цикла превращения углекислого газа в кислород, и потом, есть еще угольные копирки…

Я умолкла, представив себе, как изменилось бы учтивое выражение лица Гершеля, попытайся я привести его в восторг своим фекальным садом: знаете ли вы, что большинство фосфатов теперь восстанавливают из нечистот? И что однажды мы сможем перерабатывать их не только в удобрения, но и в кока-колу? Заворожит ли его роль фосфора в строении костей?

Мой внутренний диалог неожиданно получил подкрепление от Айронстоуна, произнесшего в своей нарочито медлительной манере:

– А фосфор, памятуя о его использовании в спичечных головках в девятнадцатом веке и связи с Люцифером, вполне подходит для всякого, кто бы ни был ответствен за кончину этого субъекта.

Гершель прокашлялся.

– Мисс Флитвуд… Клер, я хотел бы предложить вам работу. Боюсь, она связана не столько с художественными достоинствами ваших снимков, сколько с вашим умением обращаться с растительным материалом. Может, Джек объяснит, раз вы двое – родственники, так?

– Дальние родственники, – подтвердил Джек; несмотря на свою деланную улыбку, он умышленно, хотя и едва заметно, подчеркнул разницу.

Я гадала, отчего он так решительно упирает на дальность родства между нами.

16

– С чего мне начать? – спросил Джек.

Он глубоко вдохнул сигаретный дым, выстраивая ожидаемую театральную паузу, а потом принялся разворачивать передо мной сказочную историю о потаенных долинах, опиуме, воздушных лесах, потерянных картах, – она звучала настолько невероятно, словно ее взяли из готического романа, какие возили с собой мои родители, – о приключениях и удивительных путешествиях в волшебную страну за чудесами. Уже через пять минут я попросила Джека повторить кое-какие подробности, подозревая, что он и Ник состряпали для меня изощренный розыгрыш. Нет, все это истинная правда, настаивал мой родственник. Несколько лет назад он наткнулся на записи, сделанные в прошлом веке, о некоем утраченном лекарстве от рака. Он нашел эти бумаги, копаясь в архивах Флитвудов, которые вместе с прочей калькуттской собственностью семьи приобрел индийский филиал ЮНИСЕНС. В них содержались отчеты о первых исследованиях алкалоидов опийного мака, исследованиях, которые финансировал Филип Флитвуд, отец Магды.

– У Флитвуда были давние связи с Калькуттским ботаническим садом в Сибпуре – или Сибрапуре, как его называли в ту пору, – рассказывал Джек, – и его записи сопровождались роскошными рисунками: вне всякого сомнения, он использовал сибпурских художников из плеяды мастеров, обученных Уильямом Роксбером.

Я снова слышала голос Салли: сэр Уильям Роксбер, бог индийской ботаники.

– В отчетах упоминается чудотворный опийный мак зеленого цвета, содержащий таинственную новую группу алкалоидов, о которых мы ничего не знаем, – продолжал Джек.

Чем больше он говорил – а говорил он так насмешливо-отстраненно, что самые неправдоподобные вещи казались почти вероятными, – тем больше я узнавала в нем своего отца. Под внешней аристократичностью Джека проглядывало папино умение бойко рассказать историю, умение завладеть слушателем, обаяние площадного шулера, который наслаждается простодушием своей публики и может заставить вас поверить любому раскладу карт, даже если они из меченой колоды.

– Этот волшебный мак к тому же отличается необычайно высоким содержанием хлорофилла, светочувствительные свойства молекулы которого, как показывают наши текущие исследования, могут помочь вести прицельный огонь по опухолям и защитить иммунную систему.

Теперь я слушала гораздо внимательнее: речь зашла об иммунитете, очень близкой мне теме. Историю подхватил Гершель:

– Самое странное здесь то, что Флитвуд проводил свои исследования сто лет назад, а ведь строение хлорофилла не было известно вплоть до начала двадцатого века, когда Рихард Вильштеттер впервые сумел разложить его на отдельные компоненты. И все-таки исследования Флитвуда показывают, что алкалоиды