зеленого мака в сочетании с хлорофиллом могут помочь предотвратить заболевание раком. Один из его химиков-ботаников записал, что высушенный млечный сок мака, если его съесть, вызывал состояние эйфорической бессонницы. «Осознанные сновидения» – так он его называл.
Этой фразой вполне можно было описать чувства, которые я испытывала в подвале Джозефа.
– И это еще не все, – продолжал Гершель, – речь пойдет о настоящем приключении. В бумагах Флитвуда Джек нашел приблизительные карты ареала произрастания мака. Цветок впервые обнаружили во время топографической съемки глухих пограничных долин между Бутаном и Тибетом, а наиболее распространен он около или в самом тибетском ущелье реки Цангпо, одном из самых глубоких и наименее изученных ущелий мира…
– Место легендарного – и так и не найденного – Радужного водопада, – вмешался Ник, – который одно время считался таким же высоким, как Ниагарский.
– Поэтому свою экспедицию мы решили назвать «Ксанаду», – сказал Джек, и в его голосе послышалась тень усмешки. – Годится для путешествия в затерянную долину, не правда ли? Конечно же, в нашу спутниковую эру таких вещей, как затерянные долины, не существует. И Ксанаду, и Шангри-Ла[28]можно отметить на карте с большой точностью.
Я размышляла о том, что расстояние – как, впрочем, и наши карты – стало относительным с тех пор, как наши способы перемещения перестали ограничиваться пешим ходом. Дорога в Тимбукту, например, больше не навевала мысли о загробном мире и путешествии за тридевять земель после того, как точное его местоположение стало основным местом назначения туристических групп, «ищущих приключений». Я знала об этой гибкости пространства, обманчивой достоверности картографии, еще когда прочитала о том, что даже второстепенные дороги на картах Британского картографического управления нарисованы в таком масштабе, что должны быть шириной примерно в пятьдесят ярдов. По-моему, это свидетельствует о том, как много всего не включают картографы, исходя из того, что именно на дорогах люди обычно и пользуются картами. Сойди с торного пути, и уже придется полагаться на иные указатели.
– Нам потребуется от трех до четырех месяцев, – говорил Джек. – Месяц, чтобы добраться, шесть недель на собирание мака и составление каталога, если цветок существует, и месяц на обратную дорогу. – Он ненадолго замолчал, наблюдая, какое впечатление производят на меня его слова. – Кристиану не терпится увидеть вас в нашей команде.
– В вашей команде? – Их сказка одурманила меня. – Это сон… – Я осеклась, решив, что следует держать свои осознанные сновидения при себе.
Джек улыбнулся – на этот раз его улыбка не так напоминала лезвие бритвы.
– Вам нравится идея похода в неизведанную глушь? Мы все от нее просто в восторге.
– Но зачем вам я? Я не ученый.
– У нас достаточно ученых, – возразил Гершель. – А вот фотографа, который зафиксировал бы все, что мы найдем, нет.
Я повернулась к Нику:
– Разве ты не едешь?
Айронстоун ответил за него:
– Разумеется, едет. Этот проект как раз по его части. И он будет чертовски полезен, он ведь говорит немного на непальском, а на бенгальском – совсем как носитель языка. Да что я, он ведь и есть носитель.
– Но я охотно признаю, что мне далеко до твоего профессионального опыта, Клер.
Я спросила Гершеля, зачем ЮНИСЕНС устраивать дорогостоящую экспедицию в поисках цветка, из которого якобы можно изготовить лекарство от рака.
– Разве ваша компания не занимается в основном разработкой ароматов и духов? Мне так сказал Ник.
Джек вмешался, прежде чем тот мог ответить:
– Потому что в это вложены большие деньги, вот почему! Вы слышали о мадагаскарском барвинке? Знаете ли вы, что винкалин, получаемый из его семян, входит в состав наиболее дорогих кремов Елены Рубинштейн против старения? А алкалоиды барвинка используются по всему миру для уменьшения раковых опухолей?
– Тогда почему… – начала я, собираясь спросить: почему тогда на Мадагаскаре не живут одни богачи? Я едва сдержалась.
Укрощение природы не имело ничего общего с надомным производством, объяснил Гершель. Диор выделял двадцать процентов из денег, предназначенных на исследования, на этноботанику, изучение активных молекул растений, и это была всего лишь одна из многих компаний, конкурировавших друг с другом из-за товаров «лесных людей».
– ЮНИСЕНС снарядила несколько исследовательских экспедиций для сбора образцов флоры в джунгли Мадагаскара, Бенгалии и Гайаны, – сказал Джек. – Мы работаем с шаманами местных племен – настоящими библиотекарями растений, которые составляют список леса, дают каждому растению имя и назначение. – Эти сведения он получил из первых рук, поскольку сам ездил в экспедицию в Гайану. – Это напоминало рассвет человечества, мечту ботаника.
– И в одних только девственных лесах Гайаны мы находим двенадцать новых полезных видов ежегодно! – добавил Гершель. – Если хотя бы один из многих тестируемых продуктов оправдает наши ожидания, это окупит следующие десять лет исследований.
Девственные леса, потерянные горизонты: они всегда влекли к себе мужчин гораздо больше, чем женщин (которые обычно с радостью соглашаются подождать, пока не проложат дороги и не пустят автобус). Мой опыт показывает, что мужчины любят ставить свои флаги там, где еще не ступала нога человека, им нравится думать, что они – первые, кто сказал или сделал какую-то вещь; поэтому я не стала говорить этим троим, как мало нового они мне сообщили. Меня заинтересовало, что никто из них не упомянул про Национальный институт рака в Бетесде, чья коллекция из тысяч растений, тестировавшихся на способность сопротивляться СПИДу и раку, оказалась настолько действенной, что теперь сотни лекарственных растений находятся под угрозой исчезновения из-за использования их фармацевтическими компаниями. Не вспомнили Джек с Гершелем и про конвенцию ООН, которую некоторые страны, в том числе и США, отказались подписать в основном потому, что она содержала пункты, предусматривающие разделение прибыли со страной происхождения того или иного вида.
– Разве тропические леса Мадагаскара не стерли с лица земли из-за барвинка? – спросила я так кротко, как только могла, вовсе не желая охладить пыл Ника и его друзей.
Джек отмел мое замечание в сторону.
– Цель оправдывает средства, – сказал он. – Благодаря лекарствам, извлеченным только из этого мадагаскарского барвинка, надежда жертв лейкемии на ремиссию теперь составляет девяносто девять процентов из ста, у больных болезнью Ходжкина этот шанс равен семидесяти процентам. Вы считаете, что нужно остановить производство только потому, что на этом лекарстве «Эли Лилли»[29] ежегодно зарабатывает миллионы?
Я знала лишь то, что стоит нам только найти чудодейственные растения, как мы тут же принимаемся уничтожать их. Но все эти сомнения по поводу Ксанаду были не единственным препятствием к моему участию в экспедиции.
– Честное слово, то, что вы мне рассказали, и вправду увлекательно – невероятно! – начала я. – Но я должна вам сказать… Я опознала одного из подозреваемых в деле об убийстве, и меня могут вызвать в суд в качестве свидетеля.
– Салли Риверс, – объяснил Ник Джеку.
– Прежде чем ехать за границу, я должна сообщить полиции.
Гершель подался вперед и вперил в меня убедительный взгляд своих карих глаз из рекламы «Боврила».
– Вам не нужно решать сейчас. Мы просто хотели бы, чтобы вы пришли в ЮНИСЕНС, познакомились с еще одним участником экспедиции, освоились с тем, чем мы занимаемся. Позвоните мне, когда обдумаете все это. – Он улыбнулся мне решительной улыбкой, похожей на рукопожатие, завершающее деловую сделку. – Но не тратьте слишком много времени на размышления. Мы собираемся выехать из северо- восточной Бенгалии на джипе в конце сентября.
