форма таза указывали на то, что это был мужчина, ростом не выше пяти футов четырех дюймов или около того – невысокий мужчина, который встал на колени перед тем, как пуля, пройдя через его череп, опрокинула его навзничь.
Для снимков уже было слишком поздно, и если моя догадка относительно возраста костей была верна, то не было большой необходимости вызывать полицию. К тому же я не была готова к новым расспросам. Поэтому я просто прикрыла место садовой пленкой, прижав ее к земле камнями, чтобы не подкопались лисы или кошки, и пошла звонить Вэлу домой. Когда он обещал приехать утром, я испытала облегчение.
– Ты сообщила в полицию? – спросил он.
– Это старые кости, Вэл, копам они не интересны.
– Кости всегда могут что-нибудь рассказать.
Встав пораньше и собираясь выйти в сад, я пыталась представить, на что это может быть похоже – проснуться и увидеть тот широкий горизонт, который предложил мне Джек Айронстоун, горизонт, не стесненный могильно-серыми высотками. Экспедиция должна была выехать из Сиккима, сказал он, штата на северо-востоке Индии, где проходят наилучшие естественные тропы через Гималаи в Тибет. Коренные жители Сиккима назвали свой край Нье-мае-эль – Рай. Полный таинственной флоры и фауны: красных панд, голубых овец и маков, снежных барсов и около семисот различных видов орхидей – этого самого загадочного, самого неземного из растений. Чтобы попасть в Рай, я должна была сделать только одно – вырваться из Эдема.
Я начала работать на месте захоронения, пользуясь большими кистями, чтобы как можно лучше очистить кости от земли. Вскоре стало ясно, что мужчина едва ли упокоился с миром. Я нашла три пулевых отверстия: одно в правой руке, которая лежала рядом с черепом, и еще одна пуля вошла в правую верхнюю часть лобной кости и вышла с левой стороны нижней челюсти. Как будто оружие наставили на него сверху.
И он лежал не один. Под скелетом земля была усеяна другими, более старыми костями – они располагались там геологическими слоями, словно пласты известняка.
Вэл приехал в девять; со своим древним парусиновым рюкзаком через плечо он походил на археолога, которым и был, прежде чем увлекся судебной антропологией. По опыту я знала, что в рюкзаке находятся лопаточки, кисти, чайные ложки и тонкие ситечки, а также несколько мешков для мусора и рулон «Китченпрайда» – водонепроницаемых пакетиков для завтрака с застежкой, «для сохранности и удобства» всех мелких останков.
– Полиция уже едет, – сказал он, добавив, что спешка вызвана надеждой найти здесь связь с убийством Салли. – Я объяснил им, что Айронстоуны долго занимались костяным бизнесом.
Оказавшись на месте захоронения, он принялся бродить вокруг, то и дело наклоняясь, чтобы пробормотать какое-нибудь замечание в диктофон:
– Куколки мух отсутствуют, отсюда можно утверждать, что объект после убийства не лежал на земле, а был затем похоронен на глубине более нескольких дюймов.
– Три пулевых отверстия тебе о чем-нибудь говорят?
– Четыре. – Вэл указал на маленькую трещинку, которую я пропустила, на правой бедренной кости мужчины. – Судя по углу, я думаю, первая пуля попала сюда, когда человек еще стоял, прошла сквозь бедро и раздробила кость, вынудив его упасть на колени. – Он указал на колени скелета, больше утопленные в землю, чем плечи.
– Он упал под странным углом. Вэл задумчиво кивнул.
– Он, возможно, стоит спиной к убийце, а потом слышит что-то, что заставляет его развернуться. Видишь, правое бедро намного дальше левого, а кости стопы странно подвернуты под телом? И тогда, прежде чем он успевает повернуться лицом к стреляющему, пуля, ударившая его в бедро, валит его на землю, и он, падая, опирается сзади на левую руку – смотри, как глубоко впечатались в землю кости.
Он наклонился, чтобы исследовать правую руку.
– Я только предполагаю, но, мне кажется, мы обнаружим, что через руку и череп прошла одна и та же пуля. – Он пользовался маленькой кисточкой как указкой, чтобы обозначить детали. – Видишь, какой угол и как раздроблены кости пальцев? Он выставил руку – вот так. – Вэл поднял на меня глаза, заслоняя лицо рукой и вывернув ладонь наружу. – Может, умолял убийцу остановиться. Или просто пытался защитить себя. Естественное, хотя и довольно бессмысленное движение. Вторая пуля, значит, проходит сквозь его руку, входит вот здесь справа и идет вверх по черепу, оставляя вот это выходное отверстие – довольно аккуратное, если бы не скошенные края поверхности костей и эти легкие трещинки на прилегающем участке черепа. – Он встал, стряхивая землю с коленей. – Как только мы установим здесь координатную сетку и все сфотографируем, можно будет поискать пули.
Явно сгорая от нетерпения, Вэл пошел за своей миллиметровкой и проволокой.
– Превосходные кости! – крикнул он мне и пошел обратно, не переставая говорить. – Может, нам удастся сохранить этот верхний скелет в качестве учебного образца.
Начиная с черепной коробки, мы принялись размечать координатную сетку, забивая в землю вокруг места захоронения колышки и натягивая между ними тонкую проволоку.
– Бангладеш раньше был таким замечательным источником скелетов, – вздохнул Вэл. – Теперь нам приходится довольствоваться пластиком – а ведь и это дорого! Больше четырехсот фунтов за пластиковый скелет – и даже не лучшего качества!
Эту жалобу Вэл повторял уже сотни раз, и теперь, сдержав усмешку, я начала фотографировать, пока он работал. К счастью, мои вилы вошли в землю под углом, лишь оцарапав край черепа. Земля защитила его, точно шлем боксера.
– У тебя здесь есть вода поблизости? – спросил Вэл, доставая одну из ячеистых сеток, которыми пользовался для просеивания и промывания земли на более мелких участках координатной сетки.
Я размотала шланг и принесла ему.
Вэл аккуратно разложил рядом с собой лопатки и совочки различных размеров, пару кистей, чтобы счищать землю с более тонких косточек, и несколько чайных ложек. Работая медленно и терпеливо, как всегда, он принялся замерять положение тела и отмечать его в своем блокноте с миллиметровкой, точно художник, оценивающий величину чернового наброска, прежде чем превратить его в более монументальную работу.
Примерно в середине этого процесса прибыл полицейский и осмотрел пулю, которую мы нашли.
– Выпущена, вероятно, из какого-нибудь старого пистолета военного образца, – сказал он, вполне удовлетворившись уверениями Вэла, что найденные кости слишком стары, чтобы иметь отношение к какому-нибудь из неразгаданных убийств за последние пятьдесят лет. Он уехал после того, как мы обещали прислать ему копию готового отчета.
– Интересно, – произнес Вэл, соскабливая землю с области таза верхнего скелета при помощи чайной ложечки. – Сними-ка это крупным планом. Содержимое кармана куртки этого парня осталось невредимым, даже когда сгнила ткань, и провалилось внутрь. – Когда я закончила фотографировать, Вэл пригляделся. – Ну, что у нас тут – несколько старых мелких монеток, возможно, медальон… – Он поплевал на поверхность коробочки и вытер грязь. – А внутри, похоже, волосы. И еще что-то вроде табакерки. – Он протянул мне маленькую ржавую коробочку с надписью «Сенчури».
Взломав ее, мы обнаружили внутри тысячи крошечных серовато-черных семян.
– Мак? – спросила я.
– Может быть.
Он начал сортировать почву под скелетом. Некоторые кости были человеческие, но большая их часть, по мнению Вэла, принадлежала животным – коровам, свиньям, очень много – лошадям.
– Не удивлюсь, если мы с тобой раскопали ту самую кучу костей, которую, как ты мне рассказывала, Лютер выкупил у мясника. Вполне годится, чтобы спрятать жертву убийства, а? – Он вынул тяжелую кость голени и указал на следы распила на ней. – Это сделал мясницкий нож, если не ошибаюсь.
За несколько лет мы сфотографировали так много костей, что в моей голове отпечатались все их тайные знаки. Как любители пешего туризма учатся понимать условные обозначения, используемые на картах для гор и рек, так и я могу отличить накладывающиеся друг на друга изгибы, оставшиеся от маятниковой пилы, от прямых надрезов ленточной пилы или крошечных квадратиков, сделанных слесарной
