Рыба, кровь, кости

Мужчины встали и пошли вниз; Ник и Гершель попрощались, сославшись на то, что должны вернуться на совещание. Когда они подошли к двери, Джек Айронстоун обернулся и одарил меня улыбкой, еще более чарующей, чем у Гершеля. Прежде чем этот высокий дальний родственник сумел меня обезоружить, я спросила, не может ли он ненадолго задержаться.

– Хотела немного поболтать о семейных связях, – сказала я. – Я сделаю еще чаю. Или кофе.

– Буду рад… – Его глаза критически рассматривали поднос у меня в руках: почти все чашки еще были наполовину наполнены водянистым варевом, которое я называла чаем. – И лучше кофе.

Я думала приготовить кофе и принести его обратно в библиотеку, чтобы не дать Джеку увидеть, в какой грязи я живу, и тем самым уберечь себя от смущения, но он уже прошел через прихожую и открыл дверь в гостиную. Когда я нагнала его, он изучал ящик стола, в котором бутылочки из-под духов Алекс валялись вперемешку с древними банками анчоусной пасты «Джентльмене релиш». Я включила чайник, стараясь не обращать внимания на застоявшийся запах жирного бекона, моего вчерашнего ужина.

– Вы не против растворимого кофе? Это все, что у меня есть.

– В таком случае пусть будет растворимый кофе.

Рядом с электрической плиткой, вернувшейся в гостиную после смерти Салли, стояли три пустые жестянки из-под фасоли «Хайнц». Я быстренько смахнула их, пока Джек смотрел в другую сторону.

– Вы знаете, доверительная собственность не означает, что вы должны стеснять себя рамками скудного воображения тети Алекс, – произнес он, вытягивая шею, чтобы прочитать заголовки, оповещавшие о похоронах Черчилля.

– Я, по правде сказать, никогда не увлекалась отделкой интерьеров.

– А как насчет сада?

– Я не часто там бываю с тех пор, как…

– С тех пор, как – что?

Я наливала воду в две чашки с «Нескафе», пользуясь этим, чтобы избежать пристального взгляда Джека.

– С тех пор, как нет Салли.

– У американцев такие странные эвфемизмы смерти.

Я протянула Джеку его чашку; он мрачно уставился в нее, будто подозревая, что жидкость отравлена.

– Надеюсь, вы предпочитаете черный кофе, – сказала я. – Молока нет, если только вы не предпочитаете свернувшееся… А это не эвфемизм. Я все еще думаю, что ее просто нет. Ушла. В дороге. Не умерла.

– Вы, похоже, были хорошими друзьями.

Я подошла к окну и выглянула в сад.

– Вы тоже были друзьями.

Услышав его шаги за спиной, я обернулась; казалось, мы надолго застыли, словно фигуры в стоп-кадре, когда действие еще только должно произойти. Застыли слишком близко друг от друга, и от этой близости мне стало неуютно.

– Друзья? С Салли? – спросил он. – Почему вы так думаете?

– Салли мне так сказала. По крайней мере…

– Она помогала моей тете, и я видел ее пару раз у Ника. Едва ли это можно назвать дружбой.

Повисло долгое молчание, во время которого я пыталась придумать, что еще сказать.

– Разве вы не рассказывали ей о родстве между ее семьей и вашей… моей?

– Каком родстве?

– Между Флитвудами и Риверсами, Айронстоунами и Риверсами… не помню… – Его недоумевающий взгляд заставил меня покраснеть. – Простите. Я думала…

Рассел, почуяв напряжение в воздухе, залаял, и Джек наклонился, чтобы погладить его, отчего мой бесстыжий терьер тут же перекатился на спину и призывно помахал задними лапами. Щекоча толстенький розовый живот Рассела, Джек спросил, не страшно ли мне «жить одной в таком огромном доме».

– Да нет, – ответила я: черта с два я доставлю ему такое удовольствие и признаюсь, что в последнее время боюсь всего на свете! – Толстя – ну, тот парень с Ямайки, что живет здесь, – он сказал, чтобы я приходила к нему, если стану совсем дерганой. Да и Рассел поднимает ужасный шум от всего подозрительного.

Джек выглядел озадаченным.

– Рассел? Ах, собака. – Рассел навострил уши, второй раз услышав свое имя, и слегка наклонил голову вбок, всем своим видом выражая учтивое вопрошание. – Он не похож на добермана.

– Взять его, Рассел!

Мой родственник вытянул обе руки в жесте примирения, когда Рассел неохотно вскочил и залаял.

– Согласен, лает он не хуже больших собак.

Довольный представлением, Рассел сел и принялся вылизывать свои яйца, милостиво позволив Джеку взять одну из валявшихся рядом с диваном книг, «Судебно-медицинское расследование смерти».

– Неплохое настольное чтение, – произнес он, задерживаясь на закладке – списке моих общих с Джозефом Айронстоуном черт. Затем он добавил как будто невзначай, словно разговаривал о погоде: – Значит, вы опознали убийц Салли?

– Одного из них.

– Вы попросили сохранения анонимности? Ник говорит, многие из свидетелей так и сделали.

– В этом нет большого смысла. Те, кто убил Салли, видели меня у стены. Они знают, где я живу, знают, кто я.

– Но они еще не знают, что вы вычислили одного из них на опознании. Храбрая девушка – вот так взять и выступить в суде, указать на убийцу, который может выпутаться.

Как мне хотелось бы, чтобы люди перестали повторять это.

– У полиции есть еще свидетели. Плюс ДНК-анализ. И потом, могут быть замешаны другие, не только те двое, которых я видела.

– Тем больше причин не ввязываться в это. Преступники могут подкупить кого-нибудь посолидней в обмен на легкий приговор.

Я хотела сменить тему:

– Послушайте, мм… Вообще-то я попросила вас остаться… Вообще-то я надеялась, вы сможете рассказать мне что-нибудь о моей – нашей – семье.

– Вашей или моей?

– Это не одно и то же?

Он прикурил сигарету.

– Видите ли, – начал он, и скобки морщин в уголках его рта разошлись, освобождая место для слабой улыбки. – Я не вполне уверен.

– Значит, вы никогда не знали моего отца, – робко произнесла я, не ожидая многого, особенно при том, что Джек явно не проявил никакого интереса к нашему родству.

– Напротив, я знал Колина, когда был ребенком. Но это было – надо же, целых тридцать лет с тех пор, как я видел его в последний раз? Уж не помню, когда он там уехал в Америку.

– А может быть… вы знали его родителей? – Я заторопилась. – Дело в том, что я пыталась найти хоть что-нибудь о Флитвудах, семье Магды. Я спрашивала поверенного по делам имения и ходила в Сомерсет- Хауз…[30]

– Вряд ли вы там что-либо отыщете. Большинство родных Магды из Индии. Можно найти упоминание о них в Восточном отделе Британской библиотеки, хотя я сомневаюсь. Большая часть семейных бумаг уничтожена.

– Во время войны?

– О да, это была настоящая война. – Он не потрудился прояснить свое замечание. – Странно, что вы не заглядывали тут в библиотеку. Магда оставила обширные дневники. Лет за сорок, а то и больше. Вы не пытались поискать семейную историю в них?

– Да, но… как вы и сказали, их очень много, и все они немножко туманны. Она была своеобразная старушка. Ее заметки о растениях точны, как у ученого, но все, что касается ее самой, просто непостижимо.