— Я тут, наверно, дергалась, — продолжала Клемантина, натягивая брюки.
— Боюсь, что да…
— Сама не пойму… Я собиралась идти готовить детям ужин… а что дальше, не знаю… вот только что очнулась. — Она пощупала голову. — Кажется, меня повалили на стол. На затылке шишка…
— Этакий суккуб… — фыркнул Жакмор.
Клемантина застегнулась и пригладила волосы.
— Что ж, — рассудила она наконец, — бывает иногда. Я-то думала, что легко обойдусь… Ладно, пойду накормлю детей.
— Они уже ели, — сообщил Жакмор.
Клемантина нахмурилась:
— Кто их накормил?
— Ваш супруг, — ответил Жакмор. — А я вытер им физиономии.
— Анжель заходил сюда?
— Да, — без выражения вымолвил Жакмор.
Клемантина сорвалась с места и поспешно вышла из столовой, а потом из дому. По аллее пустилась бегом и мгновенно скрылась за поворотом. Жакмор опять стал подниматься к себе. Шел и мыслил. Значит, существовал. Но в полном одиночестве.
Анжель снова вооружился кувалдой и принялся за другой борт. Он прилаживал колоду с внутренней стороны, когда появилась раскрасневшаяся от бега Клемантина. Завидев ее, двойняшки радостно запищали, а Ситроен молча подошел и взял ее за руку. Анжель обозрел всю группу и сморщился.
— Кто их накормил? — спросила Клемантина.
— Я, — сухо сказал Анжель.
Что-то в его тоне удивило Клемантину.
— А по какому праву?
— Ну, хватит! — оборвал ее Анжель.
— Я спрашиваю, какое ты имел право кормить детей, раз было условлено, что ты к ним не подходишь?
Град пощечин прервал ее, так что она едва устояла на ногах. Анжель побелел и трясся от гнева.
— Хватит, я сказал!
Наконец он совладал с собой. Клемантина растерянно потрогала щеку.
— Мне очень жаль, — выдавил Анжель. — Но ты перегибаешь палку.
Двойняшки раскричались, а Ситроен подобрал с земли гвоздь, подошел к Анжелю и изо всех силенок саданул его в ногу. Анжель не шелохнулся. А Клемантина истерически расхохоталась.
— Хватит, — повторил он угрожающе.
Она осеклась.
— На самом деле ничуть мне не жаль, — продолжал Анжель. — Вернее, жаль, что не врезал тебе посильнее.
Клемантина тряхнула головой, повернулась и пошла к дому. Близнецы засеменили за ней. Ситроен несколько раз оборачивался и обдавал отца сумрачным взглядом. Анжель застыл в оцепенении. Вся безобразная сцена прокручивалась у него перед глазами. Он смущенно поежился, но на смену этой картинке пришла другая: корчащаяся на столе Клемантина, и кровь снова застучала у него в висках. Домой он не вернется, это решено. В сарае полно стружек и опилок, из которых можно сделать отличное ложе, а ночи в это время года теплые. Он ощутил легкий зуд в левой ноге. Наклонился и вытащил гвоздь, тоненькое блестящее жало. На холщовой штанине болотного цвета расплылось ржавое пятнышко, как от раздавленного клопа. Смех, да и только. Бедные малявки.
С тех пор как Анжель переселился в сарай, Жакмор тоже старался не торчать дома. Ему было неловко рядом с Клемантиной. Материнский инстинкт был в ней слишком силен и проявлялся весьма специфически. Не то чтобы он видел в этом что-то дурное — он не лгал, утверждая, что внутри у него полная пустота, а значит, нет и никаких моральных устоев, — но это стесняло его в физическом плане.
Он нашел в глубине парка лужайку, заросшую расшевельником, который в умеренных дозах бодрит и храбрит, и вот теперь лежал там, пожевывая узловатый стебелек, и поджидал Пизабеллу. Она обещала прийти и провести с ним конец этого скучного дня. Мысль о конце навела Жакмора на размышления о собственном конце, и он проверил его состояние на ощупь. Последнее слово, похоже, как всегда, останется за ним.
Услышав шаги по скрипучему гравию, Жакмор сел. Дородная плоскостопая деваха вперевалку подошла к нему и села рядом.
— На сегодня все? — спросил он.
— Все, дети спят, — вздохнула она и принялась расстегивать платье, но Жакмор остановил ее.
— Может, сначала немножко поговорим?
— Я не за тем пришла, — возразила она. — Это дело — пожалуйста, а разговоры разговаривать — увольте.
— Я хотел спросить об одной-единственной вещи…
Она уже скинула платье и легла. Здесь, в укромном уголке, их было совсем не видно. Впрочем, и прятаться особенно было не от кого: ни Анжель, ни Клемантина сюда не забредут. Жакмор тоже стал раздеваться, медленно, оттягивая время. Она старалась не смотреть на него. Наконец оба лежали в траве голышом, являя собой забавное зрелище. Девушка перевернулась на живот и встала на четвереньки.
— Я жду, — сказала она.
— Да что же это такое! — взмолился Жакмор. — Надоело, понимаешь, надоело мне каждый раз в этой дурацкой позе.
— Ну же…
— Нет уж, с меня хватит! — вскричал Жакмор.
Толкнув девушку что есть силы, он повалил ее и, не давая встать, положил на лопатки, прижал к земле и навалился сверху всем телом. Она отбивалась, вопила:
— Нет! Нет! Ни за что! Маньяк!
Но Жакмор держал крепко.
— Я тебя отпущу, — сказал он, — но сначала скажи, почему ты не хочешь лежа.
— Не хочу, и все, — огрызнулась она.
Жакмор усилил натиск. Теперь ничто не мешало ему овладеть ею в любой момент.
— Не скажешь — придется так.
Слезы бессильной ярости брызнули у нее из глаз, но она упрямо бормотала:
— Нет… Пустите. Не хочу. Противно. Вы мерзкий развратник.
— Ну, знаешь ли! — возмутился Жакмор. — Это ты ненормальная!
— Не скажу, не хочу!
— Скажешь.
Он наклонился и уцепил зубами ее сосок.
— Не скажешь — откушу, — промычал он, не разжимая зубов.
Его разбирал смех, того и гляди — не выдержит и обмякнет. Но, должно быть, он прикусил сосок слишком сильно — девушка вскрикнула и разрыдалась в голос. Жакмор же, ничуть не разжалобясь, воспользовался ее слабостью.
Девушка простонала:
— Я скажу, скажу! Только перестаньте! Сейчас же!
— Все скажешь?
— Все-все! Пустите скорее! О!..
Жакмор отпустил ее и откинулся, отдуваясь. Не так легко держать такую здоровую девку. Она снова скрючилась.
— Ну говори! — приказал Жакмор. — Говори, если не хочешь еще раз. Почему только в такой позе? Что за причуда?
