– Увлекаетесь коллекционированием?
– Шутите? Разве я похожа на человека, чьей страстью является холодное оружие? Нет, это, так сказать, мое наследие. Дед был ярым кинжаломаном, начал пополнять коллекцию еще в конце тридцатых. Потом его страсть передалась отцу, ну и по всем законам жанра теперь вещицами обладаю я. – Тома сняла тридцатисантиметровый кинжал, рукоятка которого была инкрустирована красными камнями. – Настоящий шедевр, он появился у деда в сорок пятом. Стоит целое состояние. Если продать... – Она запнулась. – К счастью, я особа не меркантильная и никогда не ставлю на первое место материальное.
Водрузив холодное оружие на законное место, Тамара виновато потупила взор.
– Мы отвлеклись, вряд ли вы приехали слушать истории прошлого века.
– Я мать, Тамара, – выпалила Копейкина. – Мать, которая по крупицам собирает информацию о своем единственном ребенке. Вы не представляете, через что мне пришлось пройти, прежде чем я стала двигаться в правильном направлении. Два года поисков, мучительных, выматывающих поисков.
– Поисков? А кого вы ищете?
На глазах Катки навернулись слезы.
– Искала. Я искала сына.
Тамара села рядом с Копейкиной:
– Господи, у вас пропал сын? Сколько ему? Его похитили?
– Все намного хуже. Намного... намного... – в Катарине проснулась актриса.
Моля бога, чтобы актрисулька ни с того ни с сего не заснула летаргическим сном, Ката проговорила:
– О беременности я узнала в девяносто восьмом году. В декабре должен был появиться на свет мой первенец – Алешенька. Я знала, что ношу под сердцем мальчика, поэтому заранее всем говорила, что кроху нареку именно так, в честь покойного деда. Жили мы тогда в малогабаритной двухкомнатной квартирке на окраине столицы. Муж целыми днями пропадал на работе, а я, уйдя в декретный отпуск, была вынуждена терпеть издевательства свекрови. Словами не передать, через какую боль и унижения я прошла. Ненавидящая меня свекрища буквально плевалась ядом. А самое ужасное, она невзлюбила моего неродившегося малыша. Постоянно предрекала мне смерть при родах, получая несравненное удовольствие от моего перекошенного страхом лица. Жилплощадь принадлежала ей, а посему несмелые попытки мужа обуздать мамашу не привели к желаемому результату. На собственных квадратных метрах она была царицей.
Тамара сочувственно кивала.
– Рожала я в больнице, где акушеркой работала родная сестра свекрухи. Мне сделали кесарево сечение, а когда я пришла в себя после наркоза... сообщили, что ребенок родился мертвым.
– Ой-ой-ой!
– Жизнь потеряла всякий смысл...
– Как я вас понимаю, – перебила Горбачева.
– Свекрища, видя мое упадническое состояние, присмирела. Шли годы. Родить я больше не смогла, а если честно – не хотела. Страх засел глубоко в подсознании. Два года назад свекровь скончалась от инсульта. Паралич ее разбил в пятницу, а в субботу вечером из ее перекошенных уст я услышала историю, от которой кожа покрылась мурашками. Оказывается, мой сын жив. Жив! Коварные бабы, чтобы причинить мне боль, пошли на столь ужасающее деяние – отдали сына в дом малютки. Что с ним было потом, свекрища не знала. Ночью она умерла. А мое существование превратилось в сплошной кошмар. Найти! Найти сына во что бы то ни стало – вот главная цель жизни. Я узнала многое, в частности, что мой сын родился с умственными отклонениями.
Тамара вздрогнула.
– Детский коррекционный центр «Мили-М» стал последним пристанищем для Алешеньки.
Горбачева округлила глаза.
– Так вот оно что, хотите сказать...
– Я мать Володи Петухова, мальчика, который умер, не дожив до седьмого дня рождения. Многие из тех, с кем приходилось разговаривать, называют его смерть странной и даже таинственной. Якобы в центре подпольно проводились опыты над беззащитными ребятишками. Основатель «Мили-М», некий Илья Горбачев, по моим сведениям являющийся вашим супругом, мог ответить на многие мои вопросы. Но он на том свете, а я сижу перед вами в надежде, что вы прольете свет на загадочную историю.
– Дорогая Катарина, что именно вы хотите от меня услышать? Вам не соврали, я действительно была женой Илюши, но на момент смерти вашего сына мы уже развелись. Более того, Илья повторно сочетался браком. Сразу после развода я уволилась из центра и по сей день работаю в районной поликлинике. Ничем, повторяю, ничем не смогу вам помочь. Мне просто-напросто неизвестны подробности той трагедии.
– Трагедии? Значит, все-таки имела место трагедия, и Володя умер не от удушья?
Тамара заломила пальцы.
– Как мне хочется вам помочь, вы не представляете. Я ведь тоже несчастная мать, потерявшая больного ребенка. Но, к большому сожалению, кроме пустых разговоров и слухов...
– Пусть будут слухи, домыслы, предположения – для меня любая информация на вес золота.
Тамара Горбачева долго хранила молчание. Наконец, устав от отягощающей тишины, женщина выдавила:
– Володю уже не вернуть, а вам предстоит жить, Катарина. Понимаю, это тяжело, чертовски тяжело, но постарайтесь забыть дела давно минувших дней. Живите настоящим, не оглядывайтесь назад. Так будет лучше, в первую очередь для вас.
Копейкина насупилась:
– Мне следовало ожидать от вас подобной реакции, значит, предположения верны.
– Какие предположения?
– Ваш муж! Илья Горбачев виновен в смерти ребенка.
– Вы говорите абсурдные вещи.
– А мне так не кажется. Горбачев основатель центра, а значит, все те жуткие опыты над детьми проводились с его согласия. И кто знает, возможно, он сам принимал непосредственное участие в экспериментах над бедными детьми.
– Замолчите! – Тамара сорвалась на крик. – Вы не имеет права обвинять Илью во всех смертных грехах. Вы его не знали. Он святой! Илюшка скорее себе руку отрежет, чем причинит боль ребенку. И будет вам известно, мой бывший муж основал коррекционный центр после того, как наш сын отошел в мир иной. На Илюшу было страшно смотреть, за несколько недель он почернел от горя. И основание «Мили-М» – явное подтверждение тому, что муж действовал исключительно из благих побуждений. А если вам так необходимо кого-то обвинять, то советую перенести гнев на главного злодея – Павла Евгеньевича Сурикова. Кто-кто, а он по праву заслуживает достойного наказания. Именно Суриков ввел смертоносную, нигде не незарегистрированную и не прошедшую испытаний сыворотку.
Тамара замолчала. Ее щеки пылали, на лбу пульсировала едва заметная жилка.
– Откуда вам известно про сыворотку, если вы к тому моменту уволились из центра?
– Я же говорю – слухи. В «Мили-М» остались мои знакомые, мы изредка общаемся. От них-то я и узнала о замыслах Сурикова и смерти Володи. К слову сказать, смерть вашего сына не единична, он был первым подопытным, но далеко не последним. – Тамара сжала кулаки, бросив быстрый взгляд на кинжалы. – Как же я его ненавижу. Ненавижу всеми фибрами души. Растоптать готова, разорвать на части... убить.
Копейкина невольно подалась назад. Сейчас Тома больше всего напоминала пациентку психиатрической клиники.
– Ненавижу! – бубнила Горбачева, набирая обороты. – Он заслуживает смерти. Землю необходимо очищать от людей, подобных Сурикову.
Глядя на перекошенное злобой лицо Горбачевой, Катарина ойкнула.
– Тамара, а вы случайно вчера не приезжали в центр?
Горбачева взвизгнула:
– Нет! Почему вы спрашиваете?
– По-моему, я видела вас у ворот учреждения...
– Обознались! Теперь мне нечего делать в стенах здания, где правит Суриков. Несколько дней назад
