– Ты сама виновата, если бы днем…
У подвыпившей парочки началась словесная перепалка.
– Не ссорьтесь, скажите, кому-нибудь известно о вашем пребывании в доме?
– Как тебе сказать, некоторые знают, но мы стараемся не шуметь, деревенские могут погнать.
– Вот моя машина, – Катка подбежала к «Фиату».
– Ого! – Соня осмотрела автомобиль. – Не хило, кучеряво живешь, рыжая.
– Шикарная тачка, – подтвердил Петр, – но я никак не пойму, зачем ты к нам приходила?
Катарина достала деньги.
– Возьмите, это вам за мое спасение.
– Это много, – испуганно произнес мужчина.
– Берите, моя жизнь стоит дороже.
– И то верно, – Соня быстро взяла ассигнации.
– Ты чего, а ну отдай мне!
– С какой стати?
– С такой.
– Отвали!
– Я сказал…
Ката завела мотор.
– Еще раз спасибо.
Сонька махнула ей рукой и побежала прочь, Петр бросился за ней.
– Отдай хотя бы половину, я тоже ее спас!
В машине Катка немного расслабилась. В данный момент ее волновала одна мысль: как бы не свалиться с кучей болезней. В погребе ее мало волновало собственное здоровье, но теперь она на свободе, и боль в паху сильно ее беспокоила.
Домой Копейкина приехала в три часа ночи. Марго не спала. Увидев подругу, Щавелева всплеснула руками:
– Мать моя, Катка, что с тобой?! Где ты была, почему у тебя такой вид?
– Не сейчас, Рита, не сейчас, мне необходимо принять горячую ванну, я замерзла, как собака.
– Где?
– В погребе.
– В погребе?
– Именно!
– Как ты оказалась в погребе?
– Хороший вопрос, – Катка на ходу стаскивала с себя грязную одежду. – Будь добра, выбрось все это на помойку. Немедленно!
Наполнив ванну, Ката погрузила в воду свое продрогшее тело. Марго облокотилась о раковину.
– Ну, теперь, может, объяснишь, в чем дело?
– Маргош, приготовь мне чаю с малиной, пожалуйста. Боюсь, я опять заболею.
– Могла бы не говорить, я не дура, чай поставила.
– Спасибо.
– Ката…
– Не спрашивай!
– Несколько раз звонила Серебрякова.
– Я завтра с ней поговорю, у меня сотовый разрядился.
– Как ты оказалась в погребе? – повторила вопрос Щавелева.
– Ездила по делу.
– В погреб? Катка, пойми, я спрашиваю не из праздного любопытства, просто переживаю: ты приходишь домой глубокой ночью, грязная, трясущаяся от холода, и что мне думать?
– Все о’кей, скажи лучше, как на звонок Лилианы отреагировала Ангелина Дормидонтовна, наверное, прыгала от счастья?
– Признаться, я сама не ожидала услышать голос звезды, не предполагала, что вы состоите в дружеских отношениях. А касательно мамы… она ничего не знает.
– Как?
– Мама в больнице.
– Сердце? Давление?
Марго махнула рукой.
– Ничего страшного, все позади, через пару дней ее выпишут.
– А…
– Помнишь огромный тополь за окном комнаты, где обосновались мать с Луизкой?
– Еще бы не помнить, он весь свет загораживает.
– Вот-вот, его наконец решили спилить.
– И?
– Подогнали подъемник, мужик с бензопилой хотел начать работу, а тут в комнату зашла мама. Тополь- то от окна на расстоянии двух метров, она, как увидела мужика за окном, чуть в обморок не грохнулась. Не поняла, что тот стоит на подъемнике, и спрашивает трясущимися губами: «Вы кто?» А мужик с юмором попался, ухмыльнулся и говорит: «Я смерть твоя, собирайся, сейчас пойдем». Ну, мама сразу заорала: «Врача, врача!» – и на пол грохнулась.
– Кошмар!
– Мужик потом прощения просил, сам на грани обморока находился.
– А как Ангелина?
– Давление чуть подскочило, но жить будет.
– С вами не соскучишься, веселая семейка!
Щавелева отвернулась.
– Чайник, наверное, вскипел. – Рита выбежала из ванной, оставив Копейкину наедине с ее мрачными мыслями.
Глава 18
Лилиана впилась пальцами в подлокотник, безуспешно пытаясь подняться с кресла. Упорный стук в дверь не прекращался. Тяжело дыша, Серебрякова откинулась на спинку, перед глазами все плыло, звенящий шум в ушах нарастал с каждой секундой. Ужасный… пугающий шум. В последнее время она слышит его слишком часто, он постепенно сводит ее с ума, словно рой диких пчел поселился в голове и теперь жаждет выбраться наружу. Актриса сжала виски. Стук продолжался, казалось, дверь гримерки вот- вот слетит с петель. Собравшись с силами, она прокричала:
– Кто там? – Вопрос прозвучал тише шелеста листвы.
За дверью послышался чей-то тревожный голос, но Серебрякова уже не могла разобрать, кому именно он принадлежит.
«Зачем я закрыла дверь?» – стучало в ее голове.
Предприняв очередную, увы, безрезультатную попытку подняться на ноги, Лилиана вскрикнула.
Внезапно ее тело обмякло, Серебряковой показалось, что она стала легче пушинки. Конечностей Лилиана не чувствовала, зрение пропало, глаза смотрели в непросветную тьму, а через пару секунд пропал и слух. Серебрякова догадалась: у нее обморок без потери сознания. Раньше, когда она делала первые шаги в кинематографе, подобные инциденты случались довольно часто, в основном из-за недоедания. Серебрякова, сколько себя помнила, постоянно терзала свое тело всевозможными диетами.
«Не похоже, чтобы этот обморок был вызван чувством голода, скорее всего, я больна… больна тяжело и неизлечимо».
Лилиана увидела перед глазами прыгающие серые точки, минуту спустя услышала знакомый звон, свидетельствующий, что обморочное состояние проходит.
– Я буду на площадке через пять минут. Прекратите стучать!
«Господи, что же делать, как быть?»
От мысли о неизлечимой болезни Лилиану бросало в дрожь. Женщина не хотела думать о страшном
