— Мы поговорим об этом сейчас. Это мои чувства. Я выбираю, когда говорить о них.
— Может быть, мы можем обсудить это в машине…
— Может быть, мы можем обсудить это прямо сейчас. — Он чувствовал себя униженным. Однажды мнение других людей уже разбило их любовь. — Это просто. Когда я говорю, что у меня есть чувства к тебе, это означает, что я все время думаю о тебе. Я думаю, что почувствую, заключив тебя в объятия. Я начинаю думать, что каждая грустная песня по радио — это о нас. Даже запах твоих духов располагает меня к тебе, и я не могу остановиться и не думать о…
— Стоп, — сказала она и перешла на шепот. — Я верю, что ты можешь говорить так… на людях. Но тебе следует остановиться.
— Ради бога, — пробормотал один из покупателей в разделе скатертей. — Не останавливайтесь.
Коннор постарался сдержать усмешку. Он наслаждался этой ситуацией.
А Оливия нет, ее лицо становилось все краснее и краснее.
— Что может заставить тебя заткнуться? — спросила она.
Он развел руки ладонями вверх и сдался.
— Давай я что-нибудь другое сделаю со своим ртом. Она удивила его — и, вероятно, саму себя, — когда сжала ладонями его голову и поцеловала в губы. Она была на вкус словно рай, но отодвинулась слишком быстро. И теперь он повторил ее маневр и поцеловал глубоко и настойчиво, пока ее сопротивление не смягчилось и затем не растаяло. Он мог бы стоять так целый день в полутемном сарае, целуя ее, но через некоторое время она вырвалась, глядя на него. Она, похоже, забыла, где они и что могут подумать люди.
— В любом случае, — сказал он, продолжая разговор, словно они и не прерывались, — я полагаю, ты получила ответ.
— Какой ответ?
— Насчет того, что я имел в виду, говоря, что у меня к тебе чувства.
25.
Сердце Оливии было в смятении, когда она последовала за ним из антикварного магазина. Она чувствовала, что она опустошена, опустошена их поцелуем. Она не могла поверить, что делала это в публичном месте, просто схватила его и начала целовать. Она никогда прежде такого не делала.
Когда они направились к Авалону, она держала язык за зубами, хотя в уме повторяла громкую речь. Она не доверяла себе, но знала, что у нее к нему тоже есть чувства. Но она еще не сформулировала, в чем состоят эти чувства, кроме откровенного вожделения.
— Я проголодался, — сказал Коннор. — Давай пообедаем.
— Нам на самом деле надо возвращаться, — возразила она.
— Мы идем обедать, — заявил он.
— Отлично, — сказала она.
Если он хотел остановиться где-нибудь, чтобы съесть бургер, она была не против. Она чувствовала, что сопротивление будет фальшивым. И она признавалась себе, что сдаться было облегчением, хотя бы только сегодня. Она, королева чудачеств, собиралась сдаться Коннору Дэвису. Ей было приятно ослабить контроль. Потому что это также освобождало ее от ответственности.
Он привез ее в местечко, называемое «Яблочное дерево», историческую ферму посреди сада, с рекой с одной стороны и дорогой — с другой. Маленькая красная неоновая вывеска в конце гласила: «Обед и танцы каждый вечер». Внутри стояли комфортабельные стулья и столы со свечами с видом на яблоневый сад и реку. Там были теплые деревянные полы и глубокий золотой свет. Официантка отвела их в глубину зала к столику, освещенному струящимся в окно светом заходящего солнца.
«Ну хорошо, — подумала Оливия, — у него на уме нечто большее, чем просто бургеры с жареной картошкой». Она с подозрением посмотрела на Коннора. Это был ресторан для свиданий. У них что, свидание?
— Приятного аппетита, мистер Дэвис, — сказала официантка, пока Коннор подвигал стул Оливии.
— Она называет тебя мистер Дэвис.
Ресторан для свиданий, в котором знают имя Коннора.
— Ты здесь что-то строил? Поэтому они знают тебя. — В ту же минуту, как слова слетели с ее губ, она знала, что сделала это снова. — О боже, — смутилась она. — Я не имела в виду… не имела в виду…
— Ты не можешь представить меня посетителем в подобном ресторане? — предположил он.
Да. Это было именно то, что она имела в виду, и он, без сомнения, знал это. Но по милости божьей он вовсе не выглядел оскорбленным. Вместо этого он улыбнулся ей, и от этой улыбки сердце ее забилось быстрее.
У стола остановился сомелье.
— Вы будете сегодня вечером вино? — спросил он.
— Непременно, — сказал Коннор. — Ты что-нибудь предпочитаешь? — спросил он Оливию.
— Белое, пожалуйста, — машинально сказала она.
— Бутылку «Гамильтон Рассел» шардоне.
Оливия была удивлена. Большинство мужчин, с которыми она встречалась, считали себя знатоками вин, но они всегда выбирали вино согласно ценам в меню. Коннор же выбрал превосходное вино из Южной Африки. Может быть, это было совпадение, но может быть, и нет. Может быть, он знал, что делает. Каждый раз этот мужчина удивлял ее.
Еда была превосходная, красиво разложенная на толстых фарфоровых белых тарелках. Они ели жареное филе радужной форели, продукт местной рыбоводческой фермы, и чернику на десерт. Пока они ели, спустилась темнота и взошла луна, появилось трио из ударных, пианино и кларнета. Оливия почувствовала, как мягкие звуки, которые производили музыканты, охватывают ее, пока она пригубливала остатки вина.
— Спасибо, — тихо сказала она Коннору.
— Не за что.
— Я не знаю, что бы делала без тебя сегодня.
— Ты прекрасно справлялась без меня долгие годы. — Он протянул руку ладонью вверх. — Потанцуй со мной.
Три коротких слова не должны были иметь силу заставить ее сердце забиться в груди. И тем не менее именно такой была ее реакция и еще глубокий судорожный вздох.
Вместо того чтобы ждать ее ответа, он взял ее за руки, поднял на ноги и повел на танцпол.
— Я заставляю тебя нервничать?
— Я выгляжу нервной?
— Да.
— Это немножко… неожиданно.
— Что неожиданно?
— Что мы, похоже, чувствуем тягу друг к другу, и этот проект превратился… в больше чем просто работа. Я этого не ожидала. А ты?
— Черт, да, я ожидал. — Он выглядел скептическим оттого, что она подвергала это сомнению. — Так что теперь ты чувствуешь, что немного запала на меня, так?
Она сглотнула, горло неожиданно пересохло, и сказала:
— Я не начинаю чувствовать так. — Ей пришлось сглотнуть снова, прежде чем она смогла произнести остальное. — Я начала много лет назад.
Пары вокруг них, независимо от возраста, танцевали старомодную версию парного танца. Но Оливия никого, кроме Коннора, не видела. Под своей левой рукой она ощущала мускулы его руки. Объятия его рук волновали ее. Он вел ее мягко и уверенно. Он даже напевал под музыку и сымпровизировал несколько рискованных поворотов и поддержек. У него все еще был приятный голос.
