дело с хаосом жизни его матери — эмоциональные американские горки, к которым она, похоже, была привержена, ее самопогруженный голод по вниманию и одобрению, ее безразличие к сыновьям.
— Это не слишком откровенный ответ, — заметила она.
— Никто не говорит, что ты магистр психологии. Это цель свидания, Лолли. Получше узнать друг друга.
— Подожди минутку. Свидание? Кто сказал, что у нас свидание?
— Это выглядит как свидание, — сказал он просто. — Обед, танцы, ночной визит в мой дом. — Он вытащил два тонких бокала. — Для меня это звучит как свидание.
— Мы просто перескочили через приглашение и время, когда человек прихорашивается и нервничает перед свиданием.
— Да, но кому это нужно. — Он снял крышку с бутылки «Москато» и налил в бокалы.
Она отхлебнула вина и посмотрела на две фотографии в рамочках, выстроившиеся на узкой полке над встроенным столом. Коннор обнимал отца за плечи, они стояли рядом у скалы, с садами и чопорными каменными домами позади. Терри Дэвис тощий и осунувшийся, с бледной кожей и темными кругами под глазами. Коннор рядом с ним выглядел потрясающе юным, это был тот самый мальчишка, которого она знала много лет назад.
— Когда была сделана эта фотография?
— Это центр лечения алкоголизма. Последний, который он посещал.
— Я по-настоящему счастлива за тебя и твоего папу, — сказала она. — Ты, должно быть, гордишься им.
— Да, это так. — Одно мгновение он выглядел так, словно готов рассказать ей больше, но потом, похоже, передумал.
Оливия запретила себе копать глубже, зная, что он ужасно страдал, когда рос с отцом-алкоголиком. Но не теперь, подумала она. Коннор назвал это свиданием. Вспоминать старые раны — только испортить дело. Она подумала о том, насколько другой стала их жизнь, как резко разошлись их дороги. Она всегда винила трещину, которая появилась между ними в их последнее лето вместе, но дело было не в этом. Их направления в жизни изменились. Она вступила в гранитные залы и затененные деревьями четырехугольные дворы Колумбии, когда он приглядывал за мужчиной, который должен был позаботиться о нем.
— Тебе нравится «Москато»? — спросил он.
Она сделала глоток шипучего вина.
— Это очень вкусно.
Она изучала фотографию женщины, которую никогда не видела, но эффектное лицо было странно знакомо.
— Твоя мать? — спросила она.
— Это она.
— Она похожа на Шэрон Стоун. Ты говорил мне об этом как-то, и ты прав.
Коннор ничего не ответил. В дополнение к своей красоте, она выглядела загадочной, ее взгляд было трудно прочесть. Оливия хотела знать больше об этой женщине, о рассыпавшейся семье Коннора, но она не знала, как спросить, и да, снова она не доверяла себе, не знала, что сказать. Цыпленок, подумала она, затем показала на длинную бумажную трубу, засунутую на полку. Может быть, это более безопасная территория.
— Это светокопии?
Он поколебался, затем кивнул.
— Можешь посмотреть их, если хочешь.
Она с любопытством развернула сверток, держа его за углы.
— Планы домов.
— Я намерен купить землю этой осенью, — сказал он. — И следующей осенью построиться.
Наконец она поняла. Фургон был только временным жилищем. Он собирается построить этот дом прямо здесь, на этом месте. Глядя на планы, она могла представить себе окончательно построенный дом, расположенный на выступе холма, с крылечком, глядящим на реку. Каменная и деревянная конструкция была несколько старомодной, что прекрасно гармонировало с пейзажем.
— Это выглядит совершенно прекрасно, — восхитилась она, исследуя кухонный чертеж и большую комнату с камином.
— Спасибо.
— Что это такое? — Она показала на план.
— Я думаю, в настоящее время это называется садовая комната, светлая комната с библиотечными полками.
Она едва могла представить себе маленький план этого большого ребенка.
— Ты все еще музыкален.
— А ты разве нет?
— Не так, как мне хотелось бы.
Она собиралась объяснить, что в ее крошечной квартирке нет места для пианино, но дело было не только в этом. Она была так занята, что у нее не оставалось времени для того, чтобы играть на пианино, несмотря на то, что она это любила. По некоторым причинам вид дома, который он собирался построить для себя, заставил ее ощутить странное… желание? Признание, может быть. Создать место, в котором ты хочешь прожить жизнь, было чем-то, на что она могла опереться. Вернувшись к плану, она спросила:
— Дом на четыре спальни?
— Никогда не знаешь, — сказал он.
Она прикусила губу, не давая себя спросить о том, что ей в самом деле хотелось знать. Почему бы в его жизни не быть кому-то особенному, с кем бы он хотел разделить ее? Большое количество вещей поражало ее в планах Коннора. Больше всего ее удивило, может быть, даже напугало то, что эти планы отражали вещи, которых она хотела для себя самой. Ну хорошо, может быть, ее мечта не уникальна, но это было странно тревожно, что он, не зная того, спланировал дом ее мечты.
— У тебя талантливый архитектор, — глупо сболтнула она.
— У меня его нет. Это мои оригинальные планы.
Они выглядели настолько тщательно выверенными, словно планы, сделанные профессиональным архитектором, с особым даром к дизайну.
Он рассмеялся:
— Не надо так поражаться, Лолли. Это местная строительная фирма дала мне возможность использовать машину для синек. Невозможно поверить, что я так много взял самообразованием?
Она совершенно недооценивала этого мужчину, позволила поверхностно судить о нем. Он вырос в бедности, его дом был разрушен, он был сыном пьяницы и трудной женщины. Она не позволила себе заглянуть глубже. Теперь она осознала, что в нем содержится много больше. Жизнь не давала ему послаблений, однако он преуспел, с акциями, преуспевающей компанией и талантом, данным от Бога, которому многие архитекторы должны учиться долгие годы. Она почувствовала себя пристыженной. Даже зная все это, она все еще думала о нем как о байкере, который живет в трейлере.
— Ну хорошо. Я заинтригована.
— Отлично, — ответил он. — Снимай одежду.
— Что? — Ее щеки вспыхнули.
Он рассмеялся:
— Просто проверяю.
— Проверяешь что?
— В достаточной ли степени ты заинтригована.
— Не смешно, — огрызнулась она.
— Но ты все еще заинтригована.
— Может быть.
— Хорошо, — сказал он. — В таком случае это хорошее начало.
— Начало чего?
