Куда она ушла

— Ты наконец-то решила познакомить нас со своим парнем!

Миа становится пунцово-красной, и хотя смущение от того, что ее окрестили моей девушки, кажется оскорбительным, меня успокаивает вид ее румянца. Эта стеснительная девушка больше похожа на ту, которую я знал, которая никогда бы не стала заглушать разговор по телефону.

— Он старый друг, — говорит Миа. Старый друг? Это понижение или повышение в должности?

— Старый друг, значит? Ты ни с кем раньше сюда не приходила. Такая красивая талантливая девушка. Ефимия! — кричит он. — Выйди сюда. Маэстро с парнем!

Лицо Мии практически побагровело. Когда она поднимает глаза, то произносит одними губами: «Жена».

Из кухни выкатывается женский эквивалент Ставроса: низенькая женщина квадратной формы с большим количеством макияжа на лице, половина которого, кажется, растаяла на ее толстой шее. Она вытирает руки о свой жирный белый фартук и улыбается Мие, показывая золотой зуб.

— Я знала! — вскрикивает она. — Я знала, что ты прячешь парня. Такая красивая девушка, как ты. Теперь я понимаю, почему ты не хочешь встречаться с моим Джорджи.

Миа поджимает губы и изгибает одну бровь, глядя на меня; она одаривает Ефимию делано-виноватой улыбкой. Подловила.

— А теперь иди, оставь их, — вставляет Ставрос, шлепая Ефимию по бедру и пробираясь мимо нее. — Маэстро, тебе как обычно? — Миа кивает.

— А твоему парню?

Миа действительно ежится, и молчание за столом затягивается, словно внезапный обрыв вещания, что до сих пор случается на радиостанциях колледжа.

— Мне бургер, картошку фри и пиво, — наконец говорю я.

— Чудесно, — восклицает Ставрос, хлопнув в ладоши, будто я только что поведал ему секрет излечения от рака. — Двойной чизбургер. С кольцами лука. Твой молодой человек слишком тощий. Как и ты.

— У вас никогда не будет здоровых детей, если не появится мясо на костях, — прибавляет Ефимия.

Мия обхватывает лицо ладонями, будто буквально пытается исчезнуть в собственном теле. Когда они уходят, она переводит взгляд на меня.

— Боже, это было так неловко. Они явно не узнали тебя.

— Но они узнали тебя. Не подумал бы, что они любители классической музыки. — Я смотрю на свои джинсы, черную футболку, изношенные кроссовки. Когда-то давным-давно я тоже был фанатом классики, так что тут не угадаешь.

Мия смеется.

— О, они не любители. Ефимия знает меня по игре в переходе.

— Ты играла в переходе? Трудные времена? — и тут я понимаю, что только что ляпнул, и хочу перемотать обратно. Таких, как Миа, не спрашивают про трудные времена, хоть я и знал, что в финансовом плане все было нормально. Денни взял дополнительную страховку на жизнь к той, что у него была благодаря сообществу учителей, и это дало возможность Мии чувствовать себя вполне комфортно, хотя поначалу никто и не знал о второй страховке. Это стало одной из причин того, что после аварии несколько городских музыкантов дали ряд благотворительных концертов и собрали около пяти тысяч долларов для Джуллиардского фонда Мии. Подобное проявление чувств тронуло ее бабушку и дедушку, как впрочем, и меня, но Мию привело в бешенство. Она отказалась брать пожертвования, называя их кровавыми деньгами, а когда ее дедушка сказал, что само по себе принятие щедрости других людей — уже акт щедрости, который может помочь согражданам почувствовать себя лучше, она с насмешкой заявила, что в ее обязанности не входит забота о чужих чувствах.

Но Миа просто улыбается.

— Это был сиюминутный порыв. И на удивление прибыльный. Ефимия увидела меня, и когда я пришла сюда, чтобы поесть, она вспомнила меня со станции Коламбус Сёркл. Она с гордостью сообщила мне, что положила в мой кейс целый доллар.

Звонит телефон Мии. Мы оба замолкаем, прислушиваясь к едва уловимой мелодии. Бетховен все играет и играет.

— Ты ответишь?

Она качает головой со смутно виноватым видом. Не успевает телефон перестать звонить, как начинает заново.

— Ты сегодня в почете.

— Не столько в почете, сколько в беде. Я должна была быть на ужине после концерта. Там куча «шишек». Агенты. Спонсоры. Я уверена, это либо профессор из Джуллиарда, либо кто-то с Концерта Юных Артистов, либо мой менеджер, который звонит, чтобы накричать на меня.

— Либо Эрнесто? — говорю я настолько беспечно, насколько возможно. Потому что Ставрос и Ефимия наверняка не просто так заговорили о манерном сосунке Мии, которого она не приводит в их Греческую забегаловку. Просто он не я.

Миа снова выглядит стесненной.

— Возможно.

— Если тебе нужно пообщаться с важными людьми или там посетить какое-то мероприятия, не откладывай все только из-за меня.

— Нет. Я просто выключу его. — Она достает из сумочки телефон и отключает его.

Ставрос приносит кофе со льдом для Мии и Будвайзер для меня и оставляет за собой еще одну неловкую паузу.

— Итак, — начинаю я.

— Итак, — повторяет Миа.

— Итак, у тебя в этом месте есть «как обычно». Часто здесь бываешь?

— Я прихожу, чтобы поесть спанакопиту[11] и наггинсы. Это недалеко от кампуса, так что раньше я часто бывала здесь.

Раньше? И уже в двадцатый раз за вечер я принимаюсь за расчеты. Миа уехала в Джуллиард три года назад. Значит, этой осенью она перейдет на последний курс. Но она играет в Карнеги Холл? У нее есть менеджер? Внезапно мне хочется, чтобы я тогда внимательнее прочел статью.

— Почему сейчас не бываешь? — мое разочарование разносится эхом сквозь шум.

На лице Мии отражается крайняя сосредоточенность, и тревожная морщинка складывается над ее переносицей.

— Что? — спрашивает она быстро.

— Ты ведь все еще учишься?

— А, ты об этом, — говорит она, с облегчением расправим брови. — Я должна была объяснить раньше. Я выпустилась этой весной. У Джуллиарда есть трехгодичная программа для…

— Виртуозов. — Я подразумеваю это как комплимент, но сквозящая в голосе досада, от того, что у меня нет бейсбольной карточки на Мию Холл — с перечнем полной статистики, основных фактов и музыкальных достижений — окрашивает фразу в резкий тон.