- Не переживай, мы сожжем шалфей, — добавила Лиз. Ясно: Фитци растрезвонил на всю округу.
- Так, что, это все? — спросил Майк, барабаня пальцами по ноутбуку.
- Чувак, это целых десять песен, — влез Фитци, кусок шпината застрял у него между зубов. — Десять крышесносящих песен. Это почти альбом. Да, мы уже сейчас можем идти в студию.
- Это только те, что закончены, — прервал я его. — На подходе еще штук десять. Я не знаю, что происходит, они словно льются у меня из головы, будто они уже написаны и записаны, и кто-то просто нажал «play». Я постараюсь все сделать, как можно быстрее.
- Слушайся музу, — проговорила Лиз. — Она так изменчива.
- Я не о песнях сейчас говорю, — снова подал голос Майк. — Мы даже не знаем, будет ли у нас альбом. Хотят ли студии до сих пор записывать нас. У нас был великолепный шанс пробиться вперед, и он загубил его на корню.
- Ничего он не загубил, — заступилась за меня Лиз. — Во-первых, прошло всего несколько месяцев, а, во-вторых, наш альбом «Улыбающийся Саймон» неплохо прорывался наверх в инди чартах и тысячи раз проигрывался на университетских радиостанциях. А я тщательно подогревала университетскую сферу, — продолжила Лиз, — различными интервью и тому подобным, поддерживая огонь в углях.
- И, чувак, песня «Совершенный Мир» пробилась дальше — ее включают на спутниковых радиостанциях, — сказал Фитци. — Я уверен, студийные рекрутеры будут счастливы видеть нас, в кровь подерутся, чтобы услышать это.
- Много ты знаешь, — фыркнул Майк. — У них есть свои направления. Квоты. Предпочтительные группы. Я к тому, что он, — Майк ткнул в меня пальцем, — бросает группу, не говоря не слова, а потом просто заявляется на пороге, не парясь о последствиях.
С одной стороны, Майк прав, но с другой стороны — я их не держал.
- Слушай, я прошу прощения. У всех порой бывают срывы. Но вы могли бы заменить меня, если бы пожелали. Получили бы нового гитариста и контракт с крупной студией.
Судя по мимолетному взгляду, проскочившему между ними тремя, такой вариант обсуждался и, скорей всего, был отклонен Лиз. «Shooting Star» был демократичным коллективом: мы всегда принимали решения вместе. Но если речь заходила о том, кому принадлежит группа, ответ был один — Лиз. Она основала ее и наняла меня в качестве гитариста, увидев однажды, как я бренчал в каком-то кафе. Затем она заарканила Фитци и Майка, поэтому, что касается смены состава, последнее слово за ней. Возможно, поэтому Майк начал выступать с еще одним барабанщиком, назвавшись «Ranch Hand».
- Майк, я не пойму, чего ты хочешь? — спросил Фитци. — Коробку конфет? Ты хочешь, чтобы Адам подарил тебе букет цветов с извинениями?
- Отвали, Фитц, — огрызнулся Майк.
- Я куплю тебе цветов, — предложил я. — Желтые розы. Кажется, они символизируют дружбу. Что бы то ни было, я сделаю, ты только скажи.
- Тебя устроит это? — продолжил Фитци. — Потому что, какого хрена, чувак? У нас есть потрясающие песни. Хотел бы я быть их автором. Но автор Адам. Он прошел через все. И вернулся к нам. Так что может мы уже начнем играть нашу улетную музыку и посмотрим, куда нас это заведет. И может, знаешь, позволим парню вернуть радость в его жизнь. Так что, чувак, кто старое помянет, тому глаз долой.
Беспокойства Майка оказались безосновательными. Часть крупных звукозаписывающих студий, что пытались заполучить нас осенью, поостыли к нам, но некоторые все еще выказывали интерес, и, когда мы отослали им демо-версии песен, которые впоследствии станут альбомом «Возмещение Ущерба», они словно с цепи сорвались, а мы подписали контракт и очутились в студии с Гасом прежде, чем успели опомниться.
Какое-то время все было отлично. Фитци и Лиз оказались правы. Запись «Возмещение Ущерба» стала отдушиной. И принесла удовлетворение. Сотрудничество с Гасом стало весьма насыщенным. Благодаря ему мы были у всех на устах, он научил нас не бояться своей неограниченной власти, и мы быстро втянулись. Было здорово проводить время в Сиэтле, записывая альбом, живя в корпоративной квартире и ощущая себя на вершине мира. Все казалось круче некуда.
Вскоре после выхода пластинки начался гастрольный тур. Изнурительное пятимесячное путешествие через Северную Америку, Европу и Азию, которое вначале казалось самым захватывающим в мире приключением. На первых порах так и было. Но приключение оказалось также изматывающим. И вскоре меня не покидало чувство усталости. И одиночества. У меня вдруг появилось слишком много свободного времени, чтобы скучать по ней. Я стал прятаться в гостиничных номерах, отсиживаться на задних сидениях наших автобусов. Я оттолкнул от себя всех. Даже Лиз. Особенно Лиз. Она не дура. Она понимала, что происходило со мной — и почему. Но в то же время она не была какой-нибудь хрустальной вазой. Она не принимала отказа. И я зарывался до тех пор, пока, думаю, ей не надоело пытаться откапать меня.
Тур продолжался, и альбом достиг невиданных высот. Сначала платиновый. Затем дважды платиновый. Билеты на концерты расходились как горячие пирожки, и учредители, дабы удовлетворить спрос, назначали дополнительные даты гастролей. Все было поставлено на коммерцию: футболки, кепки, постеры, наклейки с изображение группы, даже специально выпущенный телескоп Shooting Star. Пресса не давала проходу. Каждодневные интервью, что поначалу тешило самолюбие. Мы были не безразличны людям, они жаждали прочесть то, что мы хотим им сказать.
Но странные вещи стали происходить во время интервью. Репортер усадит группу вместе, обратится ко всем нам с какими-нибудь формальными вопросами, а затем разворачивает микрофон и камеру на меня. Я всячески пытался переводить внимание на других членов группы, предоставляя им возможность ответить. Тогда репортеры стали запрашивать индивидуальные беседы со мной, я неизменно отклонял их просьбы, пока однажды это не стало единственным способом для нас дать интервью.
После четырех месяцев гастролей мы были в Риме. «Rolling Stone»[17] приставили к нам своего репортера на несколько дней. Однажды вечером после выступления мы сидели в закрытом баре отеля, расслаблялись в спокойной обстановке, потягивая граппу. Но вдруг репортер начал грузить
Майк просто вышел из себя.
- Ты похитил группу! — закричал он на меня, будто мы были одни в комнате, будто перед нами не сидел репортер. — Знаешь, это ведь не только Шоу Адама Уайлда. Мы — группа. Союз. Нас четверо. Или ты забыл об этом на своем
Он развернулся к репортеру.
- Хотите узнать о знаменитом Адаме Уайлде? У меня есть несколько отборных подробностей. Вроде того, как эта наша рок-звезда выделывает свои гребанные шаманские заморочки перед каждым выступлением, и он настолько высокомерен и заносчив, что если вы свистните за кулисами перед концертом, он закатит истерику, потому что, видите ли, свист — к несчастью и неудачам…
- Майк, перестань, — Лиз резко прервала его. — У всех артистов есть особые суеверия.
Репортер тем временем живенько конспектировал, проглатывая все это дерьмо, пока Олдос дипломатично не заявил, что все устали, и выпроводил всех, кроме членов группы, из бара. Он попытался примирить нас с Майком. Но тот словно с цепи сорвался и стал засыпать меня оскорблениями по второму кругу, говоря, каким тщеславным ублюдком я стал. Я взглянул на Лиз, в надежде, что она снова встанет на мою защиту, но она упорно смотрела на свой бокал. Я повернулся к Фитци, но он лишь покачал головой и добавил:
- Никогда не думал, что именно я это скажу, но… вы двое, повзрослейте уже.
И ушел. Я умоляюще посмотрел на Лиз. Она одарила меня сочувствующим, но уставшим взглядом.
- Майк, ты вышел за рамки, — произнесла она категорично. Но затем повернулась ко мне и покачала
