головой. — Но, Адам, брось. Ты должен попытаться взглянуть на эту ситуацию с его стороны. С
Они — все они — были против меня. Я взмахнул руками в знак капитуляции и вышел из бара, готовый разреветься. В вестибюле модель-итальянка по имени Рафаэлла, что развлекалась вместе с нами, дожидалась такси. Она улыбнулась, увидев меня, а когда подъехала машина, кивком головы пригласила меня внутрь. И я поехал. На следующий день я заселился в другую гостиницу.
Вся эта история почти сразу же появилась на RollingStone.com, а через несколько дней — на таблоидах. Наша студия была в бешенстве, как, впрочем, и учредители тура. Все они предупреждали нас о различных видах адских расплат, если мы не соблюдем все концертные обязательства. Олдос прислал профессионального примирителя, поговорить со мной и Майком. Но от нее не было никакого толка. Ее гениальной идеей, наследием, доживших до этих дней, стало то, что Фитци назвал «Разводом». Другими словами я продолжаю жить в одном отеле до конца тура, а группа — в другом. И наши пресс-агенты решили, что безопасней будет разделять нас с Майком на время интервью, поэтому теперь репортеры чаще беседуют со мной тет-а-тет. Да, эти изменения очень помогли!
Когда мы вернулись из гастролей, я почти ушел из группы. Я съехал из дома, что мы снимали с Фитци в Портленде, на свою квартиру. Я избегал ребят. Я был зол и пристыжен. Не знаю как, но я определенно все разрушил. Я уже хотел бросить группу тогда, но однажды вечером Лиз заехала ко мне на новую квартиру и попросила меня устроить себе перерыв на несколько месяцев и посмотреть, как я буду себя чувствовать после этого.
- Любой бы психанул после пары лет, что были у нас, особенно после пары лет, что были у тебя, — это все, что было позволено сказать, упоминая Мию. — Я не прошу тебя что-то предпринять. Я лишь прошу тебя ничего не предпринимать и посмотреть, как ты будешь себя чувствовать через пару месяцев.
Затем альбом стал завоевывать различные награды, а потом я встретил Брин и переехал в Лос- Анджелес, и мне не приходилось с ними много контактировать, поэтому все кончилось тем, что меня втянули в очередной раунд.
Брин — единственный человек, который знает, как близко к критической отметке меня подтолкнул тот тур, и с каким ужасом я ожидал предстоящего.
- Уйди из группы, — это ее решение. Она думает, у меня некий комплекс вины из-за моего скромного происхождения, и поэтому я не хочу начинать сольную карьеру. — Слушай, я понимаю. Трудно принять тот факт, что ты заслуживаешь шумных оваций, но так оно и есть. Ты написал все песни и большую часть музыки, именно поэтому тебе достается все внимание, — говорит она мне. —
Но дело не в деньгах. И никогда не было. А сольная карьера совсем не кажется выходом из ситуации. Все равно, что из огня да в полымя. И я опять же никуда не денусь от гастролей, одна лишь мысль о которых причиняла физический дискомфорт.
- Почему бы тебе не позвонить доктору Уайсблуту? — предложила Брин по телефону из Торонто, где она заканчивала съемки своего последнего фильма. Уайсблут — психофармаколог, которого студия навязала мне несколько месяцев назад. — Может, он выпишет тебе что-нибудь посильнее. А когда вернешься, нам надо будет посидеть с Брук и серьезно обсудить твою сольную карьеру. Но ты должен отыграть этот тур. Иначе испортишь себе репутацию.
Глава двенадцатая
Кусок свинца там, где должно сердце биться
Врачи твердят: «Достанешь и умрешь!
Оставь его на месте, а рану ты не тронь»
Он в тело врос, и только чудо свыше
Поможет в аэропорту пройти контроль
«ПУЛЯ» ВОЗМЕЩЕНИЕ УЩЕРБА, ТРЕК 12
Миа скрывает от меня, что значится следующим пунктом назначения. Говорит, что это ее тайный тур по Нью-Йорку, поэтому он должен и дальше оставаться тайным, а затем первая выходит из автовокзала, спускается все ниже и ниже, и заходит в лабиринт тоннелей метро.
И я следую за ней. Хотя не люблю секреты и думаю, что в настоящее время между мной и Мией и так предостаточно секретов, и что метро является чем-то вроде кульминации всех моих страхов. Закрытое пространство. Толпа людей. Некуда бежать. Я пытаюсь намекнуть ей на это, но она бросает через плечо ту самую фразу, которую я произнес ранее в боулинге:
- Кто ожидает увидеть Адама Уайлда в метро в три часа ночи? Без своей свиты? — на ее губах появляется озорная улыбка. — К тому же, в это время там глухо. И в моем Нью-Йорке я всегда езжу на поезде.
Но оказавшись у станции метро на Таймс-сквер, мы наблюдаем совершенно иную картину: площадь забита людьми так, словно сейчас четверг пять часов вечера. Тревожный колокольчик в мозгу начинает настойчиво звенеть. И звон усиливается, когда мы добираемся до переполненной платформы. Я напряженно шагаю обратно к одному из столбов. Миа смотрит на меня.
- Это плохая идея, — бормочу я, но мои слова глушит подъезжающий поезд.
- По ночам поезда ходят нечасто, поэтому наверняка всем пришлось ждать какое-то время, — Миа перекрикивает шум. — Но взгляни, вот уже один едет, все хорошо.
Когда мы садимся на ветку «N», мы оба видим, что Миа была неправа. Вагон набит людьми. Пьяными людьми.
Я ощущаю на себе любопытные взгляды. Я знаю, что не могу принять таблетку, но мне нужна сигарета.
- Нельзя курить в поезде, — шепчет Миа.
- Мне надо.
- Это запрещено.
- Мне плевать. Если меня арестуют, то я, по крайней мере, буду в безопасности под стражей.
Внезапно она взрывается.
- Если твоя цель в том, чтобы не привлекать к себе внимания, тебе не кажется, что огонь от зажигалки приведет к обратному результату? — она тянет меня в угол. — Все нормально, — говорит она нараспев, а я почти жду, что она погладит меня по шее, как всегда раньше делала, если я был напряжен.