ящичек с замком, и только передав ящик одному из братьев, старый монах поднял глаза и улыбнулся нам, словно на простецкой встрече друзей, будто мы не приняли только что участие в средневековом брачном ритуале и акте экзорцизма.
— Осталось последнее, — сказала Ева-Мария, экзальтированная не меньше монаха. — Письмо! — Она подождала, пока брат Лоренцо вынет из кармана рясы маленький пожелтевший свиток пергамента. Это действительно было письмо, очень старое и нераспечатанное — печать красного воска осталась ненарушенной. — Джианноцца написала его сестре в 1340 году, — пояснила Ева-Мария, — когда Джульетта жила в палаццо Толомеи, но брату Лоренцо так и не удалось передать его по назначению из-за того, что случилось на Палио. Монахи братства Лоренцо недавно нашли его в архиве монастыря, где Лоренцо прятал раненого Ромео. Теперь оно твое.
— Спасибо, — сказала я, глядя, как брат Лоренцо опускает пергамент обратно в карман.
— А теперь… — Ева-Мария прищелкнула пальцами, и через полсекунды рядом материализовался официант со старинными кубками на подносе. — Prego . — Она подала самый большой сосуд брату Лоренцо, затем раздала кубки нам и церемонно подняла тост: — Да, Джульетта… Брат Лоренцо сказал, что ты должна — ну, когда все закончится, — приехать в Витербо и вернуть распятие законному владельцу. В обмен он отдаст тебе письмо Джианноццы.
— Какое распятие? — спросила я, отлично сознавая, что говорю как пьяная.
— Это. — Ева-Мария показала на крест у меня на шее. — Оно принадлежало брату Лоренцо. Он хочет его забрать.
Несмотря на привкус пыли и полироля для металла, я мстительно выглотала вино до дна. Ничто не пробуждает в девушке такой потребности выпить, как присутствие мрачных монахов в вышитых капюшонах, не говоря уже о странном опьянении и кольце Ромео, которое окончательно застряло, прямо-таки приросло к моему пальцу. С другой стороны, наконец-то у меня оказалось то, что принадлежит мне по праву. Что касается кинжала, заключенного в металлический ящик перед путешествием в последний путь к тиглю, пора, пожалуй, признать, что он никогда мне не принадлежал.
— А теперь, — сказала Ева-Мария, ставя свой кубок на поднос, — время традиционной процессии.
Когда я была маленькой и любила, примостившись на лавке в кухне, смотреть, как готовит Умберто, он иногда рассказывал мне о средневековых религиозных процессиях в Италии — о священниках, которые проносят останки мертвых святых по городским улицам, о факелах, пальмовых листьях и статуях на шестах. Иногда он заканчивал рассказ фразой: «Подобные процессии там можно увидеть и в наши дни», но мне это казалось чем-то из области преданий вроде «и жили они счастливо до конца дней».
И уж конечно, я и представить себе не могла, что когда-нибудь лично буду принимать участие в торжественной религиозной процессии, да еще устроенной отчасти в мою честь. Двенадцать суровых монахов обошли весь дом, включая мою спальню, а за ними шествовали добрых две трети престарелых гостей с высокими свечами в руках.
Когда мы медленно шли по галерее второго этажа, старательно следуя в фарватере ладана и латинских песнопений брата Лоренцо, я огляделась в поисках Алессандро, но его нигде не было видно. Видя мое огорчение, Ева-Мария взяла меня за руку и прошептала:
— Я вижу, ты устала. Отчего бы тебе не прилечь? Процессия еще не скоро закончится. Поговорим завтра, наедине, ты и я, когда все будет позади.
У меня не вырвалось ни слова протеста. Я действительно была полумертвой от усталости и ничего так не хотела, как заползти в свою эпическую кровать. Я даже согласна была пропустить кульминацию странной вечеринки Евы-Марии. Поэтому, когда мы проходили мимо моей двери, я, не привлекая к себе внимания, выбралась из небольшой толпы и шмыгнула в спальню.
Кровать была еще влажной от брызг святой воды, которой не жалел брат Лоренцо, но мне было все равно. Даже не остановившись, чтобы сбросить туфли, я подошла к кровати и рухнула на нее лицом вниз, не откинув покрывала, уверенная, что через минуту отключусь. Горький привкус санджовезе Евы-Марии до сих пор ощущался во рту, но встать и почистить зубы сил не было.
Я лежала, ожидая новой волны приятного безразличия, но дурнота постепенно отступала, и все становилось привычно четким. Комната перестала кружиться, и я смогла разглядеть кольцо на пальце, которое по-прежнему не могла снять. Казалось, от него исходит странная энергия. В первый момент я испугалась, но разрушительная сила на меня как будто не действовала, и страх понемногу уступил место тянущему, беспокойному предчувствию. Чего ждать, я не знала, но отчетливо понимала, что не смогу заснуть и вообще успокоиться, пока не переговорю с Алессандро. Надеюсь, он сможет дать адекватное объяснение событиям сегодняшнего вечера, а если даже нет, меня вполне устроит, если он хоть ненадолго укроет меня в своих объятиях.
Сбросив туфли, я бесшумно вышла на общий балкон в надежде увидеть его через стеклянную дверь. Наверняка он еще не лег и, несмотря на случившееся сегодня вечером, охотно продолжит то, что нам пришлось отложить сегодня днем. Оказалось, он стоит на балконе, полностью одетый, опершись о перила, и мрачно глядит в ночь.
Хотя он слышал звук открываемой балконной двери и знал, что я рядом, голову не повернул, лишь глубоко вздохнул и сказал:
— Ты, должно быть, считаешь нас всех сумасшедшими.
— Ты что-нибудь знал об этом? — спросила я. — Что мы будем встречаться с братом Лоренцо и монахами?
Алессандро повернул голову и взглянул на меня глазами темнее звездного неба над нашими головами.
— Если бы знал, никогда бы не привез тебя сюда. — Он помолчал и прибавил просто: — Прости меня.
— Не извиняйся. — Я подошла ближе, надеясь развеять его мрачность. — Я получила на редкость яркие впечатления. Брат Лоренцо, монна Кьяра, опять же гонять призраков по замку — да это ж просто волшебный сон!
Алессандро отрицательно повел головой:
— Это не мой сон.
— И, взгляни, я получила назад кольцо! — Я вытянула руку.
Он не улыбнулся.
— Но ты же не за этим приехала в Сиену! Ты хотела найти сокровище, разве не так?
— Возможно, самое драгоценное сокровище — избавиться от проклятия Лоренцо, — возразила я. — Подумаешь, золото и камни! В гробу карманов нет.
— Значит, ты этого хочешь? — сказал он, испытующе глядя мне в лицо, явно заинтригованный моими словами. — Остановить проклятие?
— Так уже вроде остановили. — Я придвинулась ближе. — Исправили грехи прошлого, написали счастливый финал. Поправь меня, если я ошибаюсь, но сегодня вечером мы, по-моему, поженились!
— О Господи! — Алессандро нервно запустил руку в волосы. — Мне так неловко за все это!
Видя его замешательство, я не сдержала смех.
— Раз уж сегодня наша брачная ночь, стыд и позор на твою голову, что ты не ворвался ко мне в спальню и не набросился на меня по средневековому обычаю! Пойду, пожалуюсь брату Лоренцо. — Я сделала движение к двери, но Алессандро поймал меня за запястье и потянул назад.
— Никуда ты не пойдешь, — сказал он, принимая, наконец, мой шутливый тон. — Иди сюда, женщина… — Он обнял меня и начал целовать, пока я не перестала смеяться.
Только когда я начала расстегивать его рубашку, он заговорил снова.
— Джульетта, — начал он, удержав мои руки, — ты веришь в навеки веков?
Я посмотрела ему в глаза, удивленная серьезностью вопроса. Держа печатку с орлом между нами, я прошептала:
— Наша вечность давно началась.
— Если хочешь, я отвезу тебя в Сиену и… оставлю в покое. Прямо сейчас.
— И что тогда?
Он спрятал лицо в моих волосах.
