IX.II
Синьоры тело в склепе Капулетти,
Бессмертная ж душа — на небесах.
Уезжая с Алессандро из Сиены, я не предполагала, что вернусь так скоро, грязнее грязи и в наручниках. И уж никак не думала, что возвращаться придется в компании сестры, отца и трех бандитов, по виду вышедших из камеры смертников — не по амнистии, а с помощью динамита.
Было ясно, что Умберто такой же заложник, как и мы с Дженис, хотя он и обращался к бандитам по именам. Они втолкнули его в кузов фургона, маленького грузовичка «Доставка цветов», скорее всего угнанного. Туда же отправили и нас с Дженис. Не удержавшись на ногах, мы, как кегли, повалились на металлический пол. Скованные руки мы выставить не могли, поэтому падение смягчило лишь сомнительное саше из гниющих обрезков стеблей.
— Эй! — возмутилась Дженис. — Мы, между прочим, твои дочери! Скажи им, чтобы обращались с нами повежливее! Джулс, ей-богу, что ты молчишь?
Но я не знала, что сказать. Казалось, мир перевернулся с ног на голову — или с миром все было в порядке, и только я болталась вверх тормашками? Так и не переварив превращение Умберто из героя в негодяя, я пыталась уложить в голове, что он еще и мой отец. Перегретый мозг напрягся и выдал простую истину: я люблю Умберто, хоть и не за что.
Когда за нами с грохотом закрылись дверцы фургона, я разглядела четвертую жертву, которую негодяи, видимо, подобрали где-то по дороге. В углу сидела темная фигура с кляпом во рту и повязкой на глазах. Если бы не ряса, я бы его в жизни не узнала.
— Брат Лоренцо! — вскрикнула я. — О Боже, они похитили брата Лоренцо!
В этот момент фургон дернулся, и некоторое время мы перекатывались туда-сюда по рифленому полу, пока не закончилась мамина подъездная аллея во всей своей первобытной красе.
Когда трясти стало меньше, Дженис испустила долгий горестный вздох.
— Ладно, — громко сказала она в темноту. — Твоя взяла. В смысле, их. Забирайте камни. Мы согласны помогать. Мы сделаем все, что угодно, все, что они хотят. Ты же наш папа, да? Мы должны держаться вместе. Нет нужды нас… убивать. Верно? — Не дождавшись ответа, Дженис продолжала прерывающимся от страха голосом: — Слушай, я надеюсь, они понимают, что им никогда не найти статую без нас?
Умберто не ответил, да этого и не требовалось. Мы уже рассказали бандитам о возможном тайном ходе из Санта-Мария делла Скала, но нас явно считали полезными, иначе не тащили бы с собой.
— А как же брат Лоренцо? — спросила я.
На это Умберто отозвался.
— А что с ним?
— Брось, — сказала Дженис, к которой начала возвращаться обычная бодрость — Они действительно думают, что от несчастного старика будет прок?
— А что, может, споет что-нибудь.
Услышав наше возмущенное фырканье, Умберто издал звук, похожий на смех. На всякий случая я решила, что мне показалось.
— А чего вы ожидали? — проворчал он. — Что они отступятся? Вам еще повезло, что сперва они попробовали лаской…
— Лаской?! — заорала Дженис, но я ухитрилась ткнуть ее коленом и заставить замолчать.
— К сожалению, — продолжал Умберто, — наша маленькая Джулия не сыграла свою роль.
— Может, и сыграла бы, знай я, что мне доверена роль! — Горло мое сжималось, я едва смогла выговорить эти слова. — Почему ты мне не сказал? Почему надо было все делать вот так? Мы могли отправиться на поиски сокровища много лет назад, все вместе! Это было бы так… занятно…
— Понятно! — Было слышно, как Умберто зашевелился. Ему наверняка было так же неудобно, как и нам. — По-вашему, мне очень хотелось вернуться сюда, рисковать всем, что имею, разыгрывать шарады со старыми монахами, ходить по струнке у этих выродков, и все ради пары камней, которые наверняка похитили несколько веков назад? Похоже, вы не понимаете… — Он вздохнул. — Конечно, не понимаете. Почему я позволил тетке Роуз забрать вас в Штаты, а? Я вам скажу почему. Потому что они использовали бы вас, чтобы заставить меня снова работать на них. Единственным выходом было исчезнуть.
— Ты говоришь о мафии? — осторожно спросила Дженис.
Умберто презрительно засмеялся.
— Мафия по сравнению с этими людьми просто «Армия спасения». Они подцепили меня, когда мне нужны были деньги, а тот, кто раз попал к ним на крючок, уже не соскочит. Будешь трепыхаться, только глубже насадишься.
Я слышала, как Дженис набрала воздуху для какого-нибудь язвительного комментария, но ткнула ее локтем в темноте и комментарий не состоялся. Провоцировать Умберто и затевать ссору не лучший способ подготовиться к тому, что ожидало нас впереди, — в этом я была уверена.
— Значит, насколько я понимаю, — сказала я как можно спокойнее, — как только мы станем им больше не нужны… нас пустят в расход?
Умберто ответил не очень уверенно:
— Кокко мне должен. Однажды я спас ему жизнь. Надеюсь, он закроет этот долг.
— Значит, тебя он пощадит, — холодно сказала Дженис. — А нас?
Повисла долгая пауза, показавшаяся мне бесконечной. Сквозь гул мотора и всевозможное бряканье и лязг я услышала, как кто-то молится.
— А брат Лоренцо? — тут же спросила я.
— Будем надеяться, — сказал, наконец, Умберто, — что у Кокко хорошее настроение.
— Не понимаю, — сказала Дженис. — Кто эти люди, и почему ты позволяешь им так с нами обращаться?
— Это, — устало сказала Умберто, — слишком страшная история для темноты.
— Ничего, мы тут все взрослые, — заметила Дженис. — Рассказывай, папочка, что это за гром в раю?
Начав рассказывать, Умберто не мог остановиться, словно все двадцать лет мечтал выговориться, но и тут не почувствовал облегчения, и в его голосе все явственнее проступала горечь.
Его отец, сказал он нам, известный в Сиене как граф Салимбени, всегда сетовал, что жена, Ева- Мария Салимбени, родила ему всего одного ребенка. Он сделал все, чтобы мальчик не избаловался и вырос дисциплинированным. Записанный в военную академию вопреки своей воле, Умберто в конце концов сбежал в Неаполь, чтобы найти работу и, может быть, поступить в университет, где изучают музыку, но у него быстро кончились деньги. Поэтому он стал выполнять такую работу, которую боялись делать другие, и неожиданно преуспел. Нарушать закон для него оказалось совершенно естественно, и вскоре у него появилось десять костюмов от прекрасного портного, «феррари» и аристократическая квартира без мебели. Наступила райская жизнь.
Наведавшись к родителям в кастелло Салимбени, Умберто солгал, что стал биржевым брокером, и убедил отца простить его побег из военной академии. Через несколько дней родители устроили пышную вечеринку. Среди гостей были профессор Толомеи и его юная помощница, американка Диана Ллойд.
Умберто увел ее прямо с бала и повез любоваться полной луной. Было самое начало прекрасного долгого лета. Вскоре они стали проводить вместе каждые выходные, разъезжая по Тоскане, и он, наконец, пригласил ее к себе в Неаполь. Там, за бутылкой вина в лучшем ресторане города, он решился открыть ей правду о том, чем занимается и откуда у него деньги.
Диана пришла в ужас. Она не желала слушать ни объяснений, ни извинений. Сразу по возвращении в Сиену она вернула ему все подарки — драгоценности, одежду, отдала письма и сказала, что в жизни больше с ним не заговорит.
Он не видел ее больше года, а когда увидел, то поразился. Диана шла через Кампо, катя перед собой
