— Гляньте на нее! — с издевкой бросила она, когда я прошла мимо. Не знай я мою сестрицу, приняла бы выражение ее глаз за зависть. — Принцесса в изгнании!
Я побежала вниз по лестнице, не утруждая себя ответом. Было слышно, как Дженис торопливо подобрала свои причиндалы и поскакала за мной. Всю винтовую лестницу она бежала сзади, крича сперва сердито, потом огорченно, а у подножия башни в ее голосе прорезались такие непривычные нотки, как отчаяние.
— Подожди! — вопила она, используя мотоциклетный шлем в качестве буфера, когда налетала на кирпичную стену. — Нам надо поговорить! Остановись! Джулс! Я серьезно!
Но я не собиралась останавливаться. Если у Дженис действительно было что сказать, почему она сразу не раскололась? Для чего эти выкрутасы на байке и красные чернила? Для чего сейчас было тратить добрых пять минут на кривлянье? Если, как проговорила сестрица в своем куцем монологе, она уже умудрилась промотать наследство, я вполне могу понять ее настроение, но это, черт побери, не мои проблемы!
Спустившись, я решительным шагом пересекла Кампо, оставив Дженис морочить голову себе самой. «Дукати монстр» стоял перед палаццо Публико, как лимузин у Киноакадемии на церемонии вручения «Оскара», и трое крепких полицейских в темных очках нетерпеливо поджидали крупно попавшего байкера.
Эспрессо-бар Малены был единственным местом, где Дженис меня не сразу найдет, рассудила я. Если вернуться в гостиницу, уже через несколько минут под балконом послышится рев мотоцикла, описывающего восьмерки у фонаря.
Поэтому я буквально бегом побежала по пьяцца Постьерла, оборачиваясь каждые десять шагов, чтобы убедиться в отсутствии мотопогони. Горло все еще стискивал гнев. Когда я ворвалась в бар, с грохотом хлопнув дверью, Малена встретила меня громким смехом:
— Dio mio, что с тобой? Ты как будто выпила слишком много кофе!
Видя, что я не в силах отвечать, она повернулась и налила в высокий бокал воды из-под крана. Пока я пила, она облокотилась на стойку, не скрывая любопытства.
— Тебе кто-то… досадил? — спросила она. Выражение ее лица говорило, что, если дело в этом, у нее есть еще несколько двоюродных братьев, кроме Луиджи-парикмахера, которые будут просто счастливы мне помочь.
— Ну… — начала я, не зная, как продолжать. Оглянувшись, я с облегчением убедилась, что в баре почти пусто, а немногочисленные посетители заняты своими разговорами.
Такой возможности я ждала с той минуты, как Малена вчера упомянула семью Марескотти.
— Скажите, я правильно расслышала, — бросилась я как в воду головой, не дав себе времени на колебания, — что ваша фамилия Марескотти?
Вопрос вызвал у Малены широкую улыбку.
— Certamente! Я урожденная Марескотти. Теперь я замужем, но здесь, — прижала она ладонь к сердцу, — я всегда останусь Марескотти. Ты уже видела палаццо?
Я кивнула со сдержанным восхищением, сразу вспомнив о весьма мучительном концерте, который посетила два дня назад с Евой-Марией и Алессандро.
— Прекрасный дом. Я тут думала… Мне кое-кто сказал… — Замявшись, я почувствовала, что краснею. Как бы ни сформулировала свой следующий вопрос, я все равно выставлю себя круглой дурой.
Видя мое волнение, Малена ловко выудила из-под прилавка бутылку чего-то домашнего и щедро плеснула мне в бокал.
— Вот, — сказала она. — Особый рецепт Марескотти. Сразу повеселеешь. Чин-чин.
— Но сейчас только десять утра, — запротестовала я, совершенно не желая пробовать мутную жидкость непонятного состава.
— Ба! — сказала Малена. — Может, в Фирензе и десять утра…
Честно проглотив самую отвратительную бурду, какую мне доводилось пробовать с тех пор, как Дженис оставила бродить самодельное пиво у себя в шкафу, я отважилась спросить:
— А у вас есть родственник по имени Ромео Марескотти?
Перемена, произошедшая в Малене, когда она поняла мой вопрос, была почти невероятной. Из лучшего друга, приналегшего на стойку, чтобы выслушать мои проблемы, она превратилась в мегеру, которая выпрямилась с возмущенным фырканьем и резко заткнула бутылку.
— Ромео Марескотти, — сказала она, забирая мой пустой бокал и протирая стойку хлестким движением полотенца, — мертв. — Когда она подняла на меня взгляд, еще секунду назад лучившийся добротой, я увидела в ее глазах боль и подозрение. — Он был моим двоюродным братом. А что?
— О-о. — Разочарование тяжелым камнем упало в желудок, вызвав странное головокружение. Или это все фамильный ликерчик? — Извините, ради Бога, зря я… — Вряд ли сейчас стоило говорить о том, что мой кузен Пеппо подозревал Ромео во взломе и краже из музея. — Просто маэстро Липпи, художник, сказал, что знаком с ним…
Малена фыркнула с явным облегчением.
— Маэстро Липпи, — сказала она, понизив голос и покрутив пальцем возле уха, — разговаривает с призраками. Он… — Она поискала подходящее слово, но ничего не придумала.
— Есть еще один человек, — продолжала я, подумав, что надо решить этот вопрос раз и навсегда. — Глава службы безопасности Монте Паски, Алессандро Сантини. Вы его знаете?
Глаза Малены широко раскрылись от удивления, но тут же сузились.
— Сиена — маленький город, — сказала она, и по ее тону я поняла — где-то здесь зарыта вонючая крыса.
— А для чего, как вы считаете, — тихо спросила я, надеясь, что мои вопросы не разбередят старую рану, — кому-то нужно повсюду трубить, что ваш кузен Ромео жив?
— Он так сказал? — Малена пристально смотрела мне в лицо, и во взгляде читалось больше недоверия, чем печали.
— Долго объяснять, — уклончиво ответила я. — В общем, это я его спросила о Ромео, потому что я… Джульетта Толомеи.
Я не рассчитывала, что Малена поймет связь между этим именем и Ромео Марескотти, но шок на ее лице свидетельствовал, что она прекрасно знает, кто такая Джульетта Толомеи — и нынешняя, и историческая. Переварив этот неожиданный поворот, она отреагировала очень мило: протянула руку и легонько ущипнула меня за нос.
— Я знала, что ты не просто так ко мне пришла. — Она помолчала, словно ей хотелось что-то сказать, но она знала, что не должна этого делать. — Бедная Джульетта, — сказала она, наконец, с сочувственной улыбкой. — Мне хотелось бы подтвердить, что он жив, но я не могу.
Разговор с Маленой заставил начисто забыть о Дженис, поэтому для меня стало неприятным сюрпризом наткнуться на нее сразу на выходе. Сестрица подпирала стенку, как ковбой, убивающий время до открытия салуна.
Увидев ее, сияющую торжеством — выследила меня! — я сразу вспомнила мотоцикл, письмо, башню, ссору, вздохнула и пошла в другую сторону, мало заботясь, куда иду, лишь бы она за мной не увязалась.
— Что у тебя с этой перезрелой красоткой? — Дженис едва не запуталась в собственных ногах, пытаясь меня нагнать. — Хочешь заставить меня ревновать?
Я так устала от нее, что остановилась посреди пьяцца Постерла, резко повернулась и заорала на нее:
— Тебе что, по буквам повторить? Отвяжись от меня!
За прожитые вместе годы я много чего говорила сестрице, случалось, и похлеще, но, видимо, в отсутствие, простите за каламбур, привычной почвы под ногами мой ответ попал ей камнем в лоб и, на долю секунды она опешила — можно сказать, чуть не заплакала.
С отвращением отвернувшись, я пошла дальше, но сестрица не отставала, ковыляя на своих высоченных каблуках и то и дело спотыкаясь на булыжной мостовой.
— Ладно! — крикнула она, расставив руки для равновесия. — Извиняюсь за мотоцикл, о'кей? И за письмо извиняюсь, о'кей? Я не знала, что ты так к этому отнесешься. — Видя, что я не отвечаю и не
