дядя Толомеи мог и запретить пускать монаха, чтобы не выносить сор из избы.
Безостановочно ходя по комнате, изредка проверяя через щель в забитых ставнях, день сейчас или ночь, Джульетта, в конце концов, решила повременить со смертью. Не потому, что у нее появилось желание жить, просто оставалось две задачи, которые могла выполнить только она. Одной из них было связаться с братом Лоренцо или другим монахом, страшащимся Господа больше, чем дядя Толомеи, и устроить так, чтобы Ромео похоронили как должно. Другая задача состояла в том, чтобы заставить Салимбени мучиться так, как не страдал ни один человек на земле.
Монна Агнесса умерла в День Всех Святых, пролежав на смертном одре более полугода. Кое-кто шептался, что бедная леди прожила так долго назло своему мужу, мессиру Салимбени, чей новый свадебный наряд был готов с самого обручения с Джульеттой Толомеи в августе.
Похороны прошли в Рокка ди Тентеннано, неприступной крепости Салимбени в Валь-д'Орсии. Бросив горсть земли на гроб жены, вдовец ускакал в Сиену с быстротой и проворством крылатого купидона со стрелой в мягком месте. Его сопровождал лишь старший сын, девятнадцатилетний Нино, закоренелый убийца, осквернивший Палио, как поговаривали некоторые, чья собственная мать упокоилась в фамильном склепе Салимбени за несколько лет до монны Агнессы из-за простого недомогания, случившегося по глупому недосмотру.
Приличия требовали соблюсти траур, но мало кто удивился, что могущественный человек так скоро вернулся в город. Салимбени славился быстротой ума; если другие мужчины много дней носили траур по жене или ребенку, он забывал о потере через несколько часов и никогда не упускал выгодных деловых предложений.
Несмотря на подозрительные сделки и ожесточенное соперничество с домом Толомеи, Салимбени многие невольно восхищались до раболепия. Появляясь на любом собрании, он сразу становился центром внимания. Когда он был в хорошем расположении духа, окружающие встречали угодливым смехом любую его шутку, даже не расслышав толком, что он сказал. Его щедрость располагала к нему иностранцев, а ведь все знали — завоевав их доверие, получишь высокую прибыль. Понимая динамику города лучше, чем кто бы то ни было, Салимбени знал, когда протянуть бедняку кусок хлеба, а когда твердо стоять на своем перед Советом Девяти. Он не случайно одевался как римский император — в тонкую шерстяную тогу с алой каймой, — ибо он правил Сиеной как собственной миниатюрной империей, и любого, посмевшего восстать против него, моментально объявляли предателем.
Привыкнув видеть в Салимбени талантливого политика и финансиста, сиенцы с изумлением заметили, что он не на шутку влюблен в меланхоличную племянницу мессира Толомеи. На мессе он вежливо кланялся бледной девице, которая упорно не желала смотреть на него, ненавидя не только из-за гибели своей семьи — весть об этой трагедии успела разлететься по Сиене, — но и за то, что он изгнал из города ее возлюбленного Ромео, обвинив его в подлом убийстве Тебальдо Толомеи.
Почему, спрашивали себя многие, человек такого положения проглатывает собственную гордость, лишь бы жениться на девушке, которая никогда его не полюбит, проживи он хоть тысячу лет? Конечно, Джульетта редкая красавица, многие юноши грезили о ее безукоризненно очерченных губах и синих мечтательных глазах, но совсем иное дело, когда достигший всего Салимбени, презрев приличия, требует девушку себе в жены через считанные дни после исчезновения ее возлюбленного и смерти собственной супруги.
— Это дело чести! — говорили одни, одобряя помолвку. — Ромео бросил Салимбени вызов из-за Джульетты, а у подобных поединков лишь один исход: победитель остается жить, проигравший должен умереть, а женщина достается выжившему, хочет он того или нет.
Другие выражались без обиняков, признаваясь, что усматривают в действиях Салимбени козни дьявола.
— Это человек, — шептали они маэстро Амброджио поздним вечером за бутылкой вина в таверне, — чья власть не встречает отпора. Эта зловещая власть представляет угрозу уже не только нам, но и ему самому. Вы сами сказали, маэстро: добродетели Салимбени, перезрев, превратились в пороки. Его аппетиты к славе и власти настолько пресыщены, что он вынужден искать другие источники питания.
Примеры подобного питания были не просто слухами: иные сиенские дамы лично подтверждали все более изощренные нездоровые вкусы Салимбени.
Одна поведала маэстро по секрету, что знавший толк в удовольствиях и всегда любивший раболепие Салимбени с некоторых пор почитал за обиду слишком явную готовность исполнять его прихоти. Он начал выискивать непокорных или откровенно враждебных, чтобы полнее ощутить свое могущество. Ничто не радовало его больше, чем стычка, чаще всего с недавно приехавшим в Сиену иностранцем, который еще не знал, что с Салимбени не спорят.
Но слухи доходили даже до дерзких иностранцев, и вскоре Салимбени, к его огромному раздражению, повсюду встречали тошнотворные улыбки и преувеличенная любезность, когда он появлялся в городе, считая, что переоделся до неузнаваемости. Большинство дельцов ничего так не хотели, как запереться на засов от ненасытного клиента, но в отсутствие мужчин, готовых применить закон против этого тирана, мог ли частный промысел обезопасить себя от подобного вторжения? Разнузданная игра в непрестанный поиск достойного вызова его могуществу продолжалась при попустительстве магистратов, а многочисленным прихлебателями и зависимым от Салимбени людям оставалось лишь подсчитывать опасности, которые таит в себе гордыня, и неминуемые трагические последствия столь очевидной слепоты к здравому смыслу.
— Вы сами видите, маэстро, — заключила дама, всегда готовая поделиться сплетней с теми из соседей, которые, завидев ее на улице, не плевали на землю. — В одержимости этого господина той девицей нет ничего странного. — Она оперлась на щетку и поманила художника ближе, боясь, что кто- нибудь подслушает ее гениальную догадку. — Это прелестное цветущее создание не только племянница его кровного врага, но и сама имеет все причины гнушаться этим человеком. Нельзя даже предположить, что ее ожесточенное сопротивление перейдет в милую покорность, и она по доброй воле пустит его к себе на ложе. Понимаете, в чем тут соль, маэстро? Женившись на ней, наш господин обеспечивает себе постоянный запас своего излюбленного афродизиака — ненависти, причем из источника, который никогда не иссякнет.
Свадьба Салимбени состоялась через восемь дней после похорон. Не успела высохнуть кладбищенская земля у него под ногтями, как свежеиспеченный вдовец, не теряя времени, потащил к алтарю следующую жену, торопясь влить в чахнущее фамильное древо Салимбени драгоценную кровь Толомеи.
При всей харизме и щедрости Салимбени, неприкрытую демонстрацию его безграничного эгоизма жители Сиены восприняли с отвращением. Когда свадебная процессия проезжала по городу, многие отмечали ее сходство с триумфальным военным парадом римских времен: шли захваченные в дальних странах живые трофеи — люди и звери, доселе невиданные, и на лошади ехала королева в оковах, коронованная в насмешку, — все показал потрясенным зевакам, толпившимся у стен домов, ликующий полководец, приветствовавший толпу из колесницы.
Зрелище тирана во всей его славе породило множество пересудов и слухов, шлейфом волочившихся за мессиром Салимбени со дня Палио. Все видели, что человек, которого молва заклеймила отъявленным убийцей, едет как король, сияя и торжествуя, и никто слова не смеет вымолвить против его воли. Ясно, что тот, кому сходят с рук любые преступления, включая откровенное принуждение невесты к браку, способен на все.
Стоя под мелкой ноябрьской моросью и глядя на юную девушку, на долю которой выпали все мыслимые испытания, маэстро Амброджио поймал себя на том, что молится, чтобы кто-нибудь вышел вперед и спас Джульетту от злосчастной судьбы. В глазах толпы она была столь же прекрасна, как и раньше, но опытный глаз художника отметил, что красота ее теперь скорее напоминала каменную Афину, чем улыбчивую очаровательную Афродиту.
Как он желал в эту минуту, чтобы Ромео ворвался в город с ордой иностранных наемников и спас любимую, прежде чем станет слишком поздно! Но Ромео, говорили люди, качая головами, далеко, в чужих краях, где Салимбени его не достать, утешается женщинами и вином.
И тут стоявший в капюшоне, накинутом для защиты от дождя, маэстро Амброджио вдруг понял, как нужно завершить большую фреску в палаццо Публико. Там должна быть невеста, печальная дева, погруженная в горькие воспоминания, и всадник, покидающий город, но наклонившийся с седла, чтобы
