– У меня тоже, – вздохнула Олеся.
Какое счастье, что приехала Лерка! Ей я могу рассказать все! А мне это необходимо… И почему-то едва закрылась дверь за Миклашевичем, в памяти всплыли строки Лермонтова: «Кумир поверженный всё Бог!» Миклашевич был уже поверженным кумиром, а теперь… А что теперь? У меня нет иллюзий и это хорошо, но он вбил себе в башку, что женится на мне, а если он что-то вбил себе в башку… Хотя нет… Я ни за что не согласилась сегодня идти на обед к его маме и после всего случившегося он не стал настаивать. Видимо, окончательно уверовал в свою победу… Но я не дамся… Я завтра улечу, пробуду в Германии не меньше двух недель… Господи, как в свое время я мечтала выйти за него… А теперь…
Я закрыла глаза и вспомнила минувшую ночь. У него есть власть надо мной. Я просто старалась забыть об этом, и сумела, а он напомнил… Каким, даже помимо секса, он умеет быть очаровательным… Почему-то вспоминалось сейчас только хорошее. А вот Аполлоныч как-то поблек в моих глазах… Ох, надо же еще заскочить к маме, а я лежу и предаюсь праздным мыслям, впрочем, это нельзя назвать мыслями, разве что ощущениями…
Мама встретила меня обиженной миной.
– Я уж думала, ты и не появишься.
– Прости, мам, я так замоталась!
– Кофе хочешь?
– Хочу, я даже позавтракать не успела, проспала безбожно.
– Знаешь, мне сегодня приснилась… твоя сестрица.
– Да? – растерялась я. Она никогда не говорит со мной о Юльке.
– Представь себе. Мне приснилось, что она в Москве… И я случайно встречаю ее на Центральном рынке…
– Но Центральный рынок давно закрыт.
– Олеся, ты совсем дура? Это же было во сне!
– Ох, да… Просто я ужасно не выспалась…
– И она там покупает у грузина красные гвоздики, очень много… Я спрашиваю, зачем тебе столько? А она отвечает: это на твою могилу…
– Господи, кошмар какой! Но это же ерунда… Разве ты веришь в сны?
– Она мне никогда не снилась за эти годы… Ни разу. Наверное, я скоро умру…
– Глупости, просто, видимо, тебя мучает совесть… Ты вспоминала ее, думала о ней?
– Знаешь, да… Какое-то время назад я наткнулась на ее детскую фотографию и стала думать… И мне почему-то казалось, что она где-то близко… А совесть меня совсем не мучает, с какой стати? Но она моя дочь… Хотелось бы просто узнать, что она жива и здорова… Больше мне ничего не нужно.
– А если бы ты вдруг встретилась с ней?
– Ты что-то о ней знаешь?
– Ничего. Откуда? – сказала я, и тут же мне стало совестно. – Знаешь, я пытаюсь ее найти…
– Но ты уже пыталась!
– Я решила еще попытаться, у меня появились знакомые в Италии…
– Почему в Италии? – насторожилась мать.
– Просто в Италии очень хорошо развита система поиска людей, – вывернулась я. – А если бы она вдруг нашлась, что бы ты сделала?
– Откуда я знаю? – пожала плечами мать. – Все, наверное, зависело бы от того, как она повела бы себя…
– То есть?
– Ну, если бы она раскаялась…
– Мама, но ведь она твоя дочь, твой первенец, и ты ее не видела столько лет… Неужели тебе нужно ее раскаяние? А кстати, в чем она должна перед тобой каяться? Ведь во всем виновата только ты!
– Ерунда, я ни в чем не виновата! Если бы не изменился строй, она еще была бы мне благодарна! Неужели ты не понимаешь, нас всех могли бы посадить…
– Не выдумывай, в те годы никого за это уже не сажали!
– Ты ничего не понимаешь! Все шло к тому! Опять начинали закручивать гайки и я, как мать, обязана была…
– Хватит, мама, я не могу этого больше слушать!
– Ну, разумеется, ты-то довольна всем, еще бы, при прежнем строе твои пустопорожние книжки никто не стал бы печатать! Я даже вообразить не могу… А, ладно… Ты собираешься где-то отдыхать?
– Да, я же еду к Гошке, а потом, осенью, может, на недельку смотаюсь в Турцию или в Грецию…
– А в своей стране ты уже все видела?
– Что? – не поняла я.
– В Советском Союзе столько прекрасных интереснейших мест…
– Мама, очнись, где ты видишь Советский Союз…
– Неважно, в России тоже…
– Кто бы спорил, но я хочу в Грецию, я там еще не была! И главное для меня – возможность выбора! Куда хочу, туда и еду и без всякой идеологической нагрузки!
– Вот-вот! Ты посмотри кругом, послушай, что говорят по телевизору!
– Бог с ним, мама, я завтра уезжаю. Что тебе привезти?
– Ничего, абсолютно ничего! В прошлый раз ты привезла мне куртку, но я не могу ее носить…
– Почему? Она тебе очень идет, и по размеру вполне годится. Это очень хорошая, модная, дорогая куртка…
– Вот именно что дорогая…
– Не понимаю…
– По-твоему, я должна повсюду и всем демонстрировать твои материальные возможности?
– Мама, о чем ты говоришь? – закричала я. – Ты ничего никому не должна демонстрировать! Ты должна просто ее носить, потому что она легкая, теплая, удобная… И только!
– Я так не считаю!
– Ну все, ты меня достала! Я ухожу! Вот, оставляю тебе деньги…
– Хорошо, спасибо, – сухо ответила она. – И скажи Георгию, что иногда можно и позвонить!
Когда я вышла на лестницу, меня трясло. Ну что за невыносимый человек! Неужто я к старости тоже стану такой? Надеюсь, что нет, а вот Юлька наверняка. Правда, у нее нет детей… Но надо всегда помнить, что во мне есть и мамины гены…
– Ой, тетя Олеся! – окликнул меня девичий голос.
– Майка, привет!
Это была Гошкина подружка еще с детского сада Майка Громова.
– Тетя Олеся, а как там Гошка?
– Хорошо, вот завтра лечу к нему. Что-нибудь передать?
– Привет передайте, – она покраснела.
– Ты совсем уже взрослая стала, Майка. И хорошенькая, глаз не отвести! Как мама?
– Нормально.
– Ты, я гляжу, загорела…
– Мы в Египте были…
– Майка, по-моему, ты хочешь мне что-то сказать…
Она вспыхнула и потупила глаза.
– Что случилось, Майя?
– Тетя Олеся… Надежда Львовна запретила Гошке со мной дружить…
– То есть как? Почему?
– Она рассердилась, что Гошка пошел меня провожать после театра… А где тут провожать, до соседнего подъезда…
– И что?
– На другой день я пришла к Гошке геометрию делать. А Надежда Львовна сказала, чтобы ноги моей
