– Мэтью, иди завтракать!
Я ее убью!
– Мэтью, что с тобой?
– Ничего, не обращай внимания, это рабочие проблемы.
– Может, ты поделишься?
– Мне пришлось бы прочесть тебе не одну лекцию, чтобы ты хоть отдаленно что-то поняла.
– По-твоему, я такая дура?
– Я этого не говорил, но ты ровным счетом ничего не понимаешь в том, чем я занимаюсь.
– Ты, кажется, забыл, что я все-таки окончила МХТИ.
– Во-первых, когда это было, а во-вторых, мои проблемы ничего общего не имеют с химическими технологиями.
– Это уж точно, твои проблемы связаны с литературой и архитектурой в одном флаконе. Я тебе тогда помешала, вот ты и бесишься.
– Ты это о чем? – спросил он таким голосом, что у Арины заболело под ложечкой. Но она уже закусила удила.
– Ты ж небось уже подкатился к ней в Москве, а она тебя продинамила, да? Зря стараешься, бабы не прощают трусости! – выкрикнула она и тут же пожалела.
Он побелел, потом побагровел, но все-таки взял себя в руки.
– Арина, ты, по-моему, спятила. Вообразила себе невесть что, и… Обратись-ка, моя дорогая, к психотерапевту. Это становится навязчивой идеей. Мне с высокой колокольни плевать на эту бабу. Я терпеть не могу эмансипированных, уверенных в себе сорокалетних теток!
– Тогда почему же она так поспешно увела меня из этой будки?
– О! А вот об этом тебе следовало бы спросить у нее! Она там была, а не я!
– Ну вот ты и попался!
– Что?
– Ну я так и думала! Ты не умеешь врать, Мэтью! Я ведь ни единого звука тебе не сказала о том, что нашла ее голую в будке лодочника, а ты оказался в курсе… И судя по тому, как ты беснуешься в последнее время, трахнуть ее ты не успел!
– Да побойся Бога! Я узнал об этой истории от Миклашевича, которого встретил на заправке на следующее утро. Только и всего. И заруби себе на носу, Арина, что…
– Нет, это ты заруби себе на носу, Мэтью, что я начеку и если ты свяжешься с этой бабой, я такое устрою, никому мало не покажется, ни тебе, ни ей!
Он вдруг рассмеялся, впервые за последнее время.
– Ты так ревнуешь меня, Аришка? Мне даже приятно.
Такой резкий переход совершенно сбил Арину с толку. А может он и вправду узнал обо всем от Миклашевича? В тот день он действительно ездил на бензоколонку… Надо быть осторожнее и не упоминать больше об Олесе, а то он может назло мне связаться с ней… Надо просто забыть об этой теме, вернее, сделать вид… а еще надо попробовать поговорить по душам с его секретаршей, узнать, как он ведет себя на работе, и, уже исходя из этого, решить, как быть дальше.
В аэропорту меня встречал только Гошка. Я от радости даже задохнулась. Как он чудесно выглядит – загорелый, свежий, глаза веселые.
– Мама! Мамочка!
– Гошка, а где твой дед?
– Он сегодня занят, я один приехал! Мы поедем на такси! Знаешь, у нас для тебя сюрприз! Мам, а ты чего-то бледная, усталая, да? Книжка еще не вышла? А красную бейсболку привезла?
– Привезла, не волнуйся. А что за сюрприз?
– Увидишь!
Мы погрузились в такси. Гошка захлебываясь рассказывал мне о своих впечатлениях от поездок по Европе с дедом.
– Гошка, а куда мы едем?
– Сюрприз!
Мне не хотелось никаких сюрпризов, я устала, ибо всю ночь препиралась с Миклашевичем, пытаясь доказать ему, что замужество – не моя стезя. В результате мы страшно поругались и он ушел, хлопнув дверью, но до этого успел наговорить мне много гадостей. Правда, когда он ушел, я испытала облегчение. Огромное облегчение.
– Гош, может, скажешь, куда мы едем?
– Нет! Дед не велел!
Если я не сижу за рулем, то быстро засыпаю в любом транспорте. Я и тут вздремнула. И открыла глаза, когда машина остановилась.
– Приехали, мама!
– Ну и чей это дом?
– Наш! Мы переехали, мама!
– Что? Весь дом ваш?
– Ага! Тут так клево! И сад…
Действительно, дом стоял в небольшом ухоженном саду. И первое, что бросилось в глаза – фарфоровый гном в траве.
– Мам, ты чего смеешься?
– Да так… Радуюсь!
Дом был очарователен. Просторный, светлый, с пресловутыми французскими окнами, с белым столом на зеленой лужайке…
– Дед что, жениться собрался? – предположила я.
У Гошки вытянулось лицо.
– Мам, ты чего? Он же старый! И вообще…
– Ну, не такой уж он старый, вполне может жениться, а иначе, зачем ему такой большой дом?
– Ну, во-первых, у него сейчас много учеников…
Что во-вторых, я так и не успела узнать, так как зазвонил телефон. Гошка схватил трубку. Я не стала вслушиваться, а направилась в ванную, вымыть с дороги руки.
– Мам, как насчет велика, а? Прокатимся?
– Прямо сейчас?
– Ага, дед нас ждет в ресторанчике за полтора километра отсюда.
– Полтора километра можно пешком пройти!
– Но это будет дольше. Давай, мам, тряхнем стариной!
– Но мне надо переодеться.
– Давай быстро переодевайся, и поедем, я пока выведу велики.
Вероятно в Москве подобная идея не вызвала бы у меня ничего, кроме раздражения, но тут… почему бы не прокатиться немного на велосипеде? С превеликим удовольствием, как говорится! Я была так счастлива, что вырвалась наконец из Москвы, где в последнее время на меня обрушилось столько эмоций, столько дурацких проблем и недоразумений… Достаточно вспомнить странное появление Юльки… И ведь она ни разу мне больше не позвонила. Я дважды пыталась набрать телефон, значившийся на карточке, но там был включен автоответчик. А мобильный заблокирован. И я бросила попытки связаться с сестрой. Я словно потеряла ее во второй раз. И теперь уж, видимо, окончательно, хотя вовсе не исключала, что она может возникнуть, когда ей понадобится алиби для мужа…
– Мам, ну ты скоро? Я есть хочу!
– Бегу!
На велосипеде я езжу только в Германии с Гошкой. Вот и теперь мы покатили по специальной велосипедной дорожке. Погода стояла теплая, светило солнышко, вокруг было красиво, по-европейски уютно и мило. Владимира Александровича я увидела издали. Он стоял, приложив руку козырьком ко лбу, и вглядывался вдаль. Темных очков он не признавал. Для своих семидесяти двух выглядел он превосходно.
