полная херня. Листы забрал. Выберу время, напишу сам и подложу сюда же. Все-таки, ядрена вошь, потомки читать будут!'
Подпись стояла дурашливая – 'Ясен', как бы с кавказским акцентом и с намеком на второй смысл. Оставалось непонятным, написал-таки Сергей об Анголе или не успел. Я пометил себе выяснить этот вопрос у Вербы и двинулся дальше.
Когда еле живой, оборванный и голодный, он сошел на берег в торговом порту Неаполя, первым движением души было искать Фернандо Базотти тут же, сразу начав спрашивать о нем у местных грузчиков и полицейских, но Малин взял себя в руки, призадумался и понял, что ехать надо в Рим. Таможню он проскочил каким-то чудом. 'Браунинг', который берег с Луанды, загнал мичману Пьетро за полсотни долларов вместе с патронами, и этот 'мистер Грант' был теперь его НЗ, зашитый вместе с советским военным билетом под подкладкой итальянского матросского бушлата. Он решил что должен заработать еще немного денег, и из последних сил таскал какие-то мешки, очевидно с левым грузом, за паршивые тридцать тысяч лир. Груз официальный возили карами, и там ловить было нечего. Наконец, он позавтракал в портовой пиццерии, выпил дешевого красного вина и в тот же день автостопом добрался до Рима. Старинный дворец на Пьяцца Фарнезе, куда его направил некий радушный итальянец, оказался посольством Франции. После чего, поплутав в узких улочках, он дважды (или трижды?) переходил по мостам Тибр и безумно долго шлепал по роскошной Вия дель Корсо, прежде чем другой радушный итальянец, наконец, объяснил ему, куда надо идти.
Карабинер у посольства Соединенных Штатов осматривал его крайне подозрительно, и боясь совершить роковую ошибку, Сергей не только велел передать по начальству слишком давно заученный и уже казавшийся полной бессмыслицей пароль, но и предъявил охраннику свои советские документы, пояснив на отличном итальянском свою причастность не просто к советской армии, но к КГБ и даже ГРУ. Последнее было легким преувеличением. Трудно сказать, что произвело на офицера самое сильное впечатление, однако он связался с кем-то по телефону, и уже через две минуты Малина вышла встречать целая делегация. Причем один из американцев даже приветствовал его по-русски.
Господи, каким грязным, каким не соответствующим чувствовал он себя на этих чистых лестницах, в этом светлом просторном кабинете!
– Пожалуйста, ваш шестизначный номер, – пропела очаровательная девушка, ну прямо Орнелла Мутти, сидящая на высоком крутящемся стульчике возле некоего подобия телевизора или осциллографа на большой подставке и огромного телефонного аппарата. Он еще не знал тогда, что это называется компьютер и факс. Обстановка была жутко непривычная, но свой номер Сергей вспомнил мгновенно, собственно он его никогда и не забывал. Проверка в компьютере заняла какие-то секунды, девушка заулыбалась еще лучезарнее. Солидный, убеленный сединами господин, явно старший по положению среди встречавших (как выяснилось потом, это был помощник посла по национальной безопасности) чуть не встал по стойке смирно, поворачиваясь к Сергею и буквально вытягиваясь в струнку.
Раздался сигнал зуммера. Девушка подала ему трубку радиотелефона.
– How are you? – по-дружески приветствовал его голос по ту сторону… хотелось сказать, провода, но провода не было. Может быть, по ту сторону океана?
– Дедушка обещал помочь, – проговорил Сергей вдруг задрожавшим голосом и почему-то по- итальянски, потом решил повторить по-английски, но от полноты чувств неожиданно для самого себя перешел на родной. Все вокруг заулыбались по-доброму, а он почувствовал, как слезы наворачиваются на глаза. Совершенно ни к месту (или к месту?) вспомнились строчки из Маяковского: 'Если бы выставить в музее плачущего большевика…' А потом все поплыло у него перед глазами, ноги вмиг ослабели и он чуть не потерял сознания.
Его отпаивали бренди с лимоном, когда на связь вышел Дедушка. При разговоре присутствовал только помощник посла.
И Дедушка не просто вышел на связь, но даже появился на экране (телевизора или компьютера, Малин тогда не понял) и ласково спросил:
– Что случилось сынок?
– Я удрал из Анголы. Я дезертир, военный преступник, мне, наверно, грозит расстрел.
– Это решаемая проблема, сынок. Ты хочешь стать невозвращенцем?
– Да вовсе нет! Я как раз хочу стать возвращенцем, по-русски такого слова не существует, оно звучит противоестественно, но я хочу, страшно хочу вернуться.
– И эта проблема, в принципе, решаемая, – улыбнулся Дедушка.
– Но есть одна не решаемая, – грустно сказал Малин.
– Это какая же? – Базотти удивленно поднял брови.
– Наверно, теперь я буду не нужен вам
– Почему? – озадаченно спросил Дедушка.
– Потому что я больше не хочу убивать. Да и не смогу, наверное.
Фернандо Базотти примерно полминуты, не проронив ни одного слова изучал Малина внимательным скорбным взглядом. Сергей только теперь заметил, направленный на него глазок видеокамеры.
– Это как раз то, что нам нужно. Не убий – наш главный принцип. Мы все не хотим убивать. Большинство – так же, как ты, – потому что больше уже не могут, а некоторые просто потому, что с самого начала не хотели.
– И что же, вам удается никогда никого не убивать?
– Ну, нет, конечно. Для спецслужбы это невозможно. У нас бывают убийства в бою и при захватах, при обороне объектов и при самозащите, иногда в исключительных случаях (когда больше ничего нельзя сделать) у нас бывают даже политические убийства слишком хорошо охраняемых лиц, но у нас никогда не бывает казней, не бывает устранения нежелательных свидетелей, сведения счетов, терактов со случайными жертвами и убийств для устрашения.
– А что же вы делаете с врагами? – не поверил Малин.
– У нас хорошие тюрьмы, сынок. Очень хорошие. Из них еще никто не убегал. Но об этом мы поговорим, когда ты прилетишь сюда. Ладно? До скорой встречи во Флориде.
