Решение принял сам несчастный страдалец, который между стонами и богохульством промычал, что готов направиться хоть к язычникам, только подальше от настоятельницы, надоедливых клириков и прочих ублюдков, которые способны лишь стоять и таращить глаза на умирающего человека. Несколько оживившись, приор заявил, что не желает доставлять им удовольствия зрелищем того, как он испустит дух. Тем временем к богомольцам присоединилась часть проезжавших мимо крестьян. Селяне смешались с пилигримами и с интересом наблюдали за извивающимся на земле аббатом.
Оставалась только повозка шарлатанов-язычников. Поэтому монашек и обратился на норманнском диалекте французского языка к едущим на ней мужчинам. Отрок надеялся, что его поймут – до тех пор двое мужчин и женщина общались на неизвестном языке.
На мгновение они растерялись. Затем женщина – неброско одетое миниатюрное создание – спросила:
– Что с ним случилось?
Монах отмахнулся:
– Отойди, девушка, этот разговор не для женских ушей.
Тот из язычников, что был пониже, с некоторой озабоченностью посмотрел на девушку, но произнес:
– Само собой, э…
– Брат Ниниан, – представился монах.
– А я Симон Неаполитанский. Этого господина зовут Мансур. Само собой, брат Ниниан, наша повозка в вашем распоряжении. Чем захворал благочестивый человек?
Монашек объяснил.
Выражение глаз сарацина не изменилось, однако Симон Неаполитанский выразил глубочайшее сочувствие. Можно ли представить себе более мучительное заболевание?
– Пожалуй, мы сумеем оказать большую помощь, чем вы рассчитываете, – сообщил он. – Меня сопровождает доктор из медицинской школы Салерно…
– Доктор? Он доктор? – Монах бегом бросился к своему аббату и толпе, на ходу крича: – Они из Салерно. Этот смуглый – лекарь из Салерно.
Название города подействовало как лекарство. Известие, что троица приехала из Италии, потрясло всех.
Женщина из повозки снова присоединилась к своим спутникам.
Мансур бросил на Симона косой взгляд.
– Здесь какой-то умник сказал, что я салернский доктор.
– Разве? Разве я это сказал? – Симон всплеснул руками. – Повторяю: меня сопровождает…
Мансур перевел взгляд на женщину.
– Неверный не может помочиться, – сообщил он ей.
– Бедняга, – сказал Симон. – Уже одиннадцать часов мучается. Говорит, что лопнет. Вы в состоянии помочь, доктор? Знаете о таких случаях?
Аделия слышала о подобном. Неудивительно, что приор сильно страдает. Его мочевой пузырь действительно может лопнуть. Она видела на анатомическом столе труп мужчины, умершего от разрыва мочевого пузыря. Гординус ставил посмертный диагноз и говорил, что пациента можно было спасти, если бы… если бы… ага, вот. Ее приемный отец рассказывал, что видел в Египте настенную роспись, изображавшую ту же процедуру.
– Хм, – промычала она.
Симон возрадовался:
– О Боже, если мы его вылечим, то извлечем неисчислимые выгоды для нашей миссии! Приор Жоффре – влиятельный человек.
Плевать на влияние. Аделия видела только страдающего пациента и понимала, что если не вмешается, то несчастный будет мучиться, пока не лопнет мочевой пузырь и урина не отравит его организм.
А если она ошиблась с диагнозом? Существуют и другие причины задержки мочеиспускания.
– Хм, – произнесла Аделия снова, но уже другим тоном.
– Рискованно? – Симон встревожился. – Приору грозит смерть? Доктор, давайте еще раз все взвесим…
Аделия не обращала на него внимания. Она собиралась обернуться и даже открыла рот, чтобы спросить совета у Маргарет, и снова остро ощутила свое одиночество. Пространство, которое некогда заполняла тучная кормилица, опустело навек. Маргарет умерла в Уистрхеме.
Вместе с болью накатило чувство вины. Маргарет не следовало покидать Салерно и отправляться в дальнее путешествие, но она настаивала. Аделия любила кормилицу, ей требовалась спутница, однако она и мысли не допускала, что рядом может быть кто-то, кроме дорогой нянюшки. После долгих уговоров Аделия уступила. Плавание – почти тысяча миль по Бискайскому заливу, ужасные штормы – оказалось слишком трудным для старой женщины. Ее хватил апоплексический удар. Маргарет, двадцать пять лет служившая опорой Аделии, осталась в могиле на крошечном прибрежном кладбище возле Орна. А воспитанница вынуждена была добираться в Англию в одиночестве и действовать, как Руфь в стане врага.
Что бы посоветовала ей любящая душа?
«Не знаю, зачем спрашиваешь, ты все равно никогда меня не слушалась. Хочешь помочь несчастному, милая, так не интересуйся мнением, с которым никогда не считалась».
Аделия грустно улыбнулась, вспомнив энергичный девонширский говор кормилицы. Маргарет всегда была готова выслушать и утешить Аделию.
– Может, нам лучше уехать, доктор? – спросил Симон.
– Человек умирает, – бросила она. Как и Симон, Аделия понимала, что им грозит, если операция пройдет неудачно. Сойдя на берег незнакомой страны, они сразу почувствовали отчуждение окружающих. В подобной обстановке легко спровоцировать проявления враждебности. Однако если приор выздоровеет, выгоды перевесят возможные угрозы. Аделия была доктором, а рядом умирал человек. Выбора не оставалось.
Аделия осмотрелась по сторонам. Дорога, похоже, римская, протянулась прямо, как указующий перст. Налево, к западу, шли пустоши, с которых начинались болотные низины Кембриджшира. На горизонте тянулась багрово-золотистая линия заката. Справа поднимался поросший лесом склон невысокого холма, вверх по которому меж деревьев бежала узкая дорожка. Никаких признаков жилья – ни дома, ни хижины, ни лачуги пастуха.
Глаза Аделии остановились на канаве, напоминавшей неглубокий ров, что была проложена между дорогой и склоном холма. Салернка задумалась о содержимом низины. Она всегда так поступала, рассматривая творения природы.
Им потребуются уединенное место, свет и кое-что из содержимого канавы.
Аделия приняла решение.
Появились трое монахов, ведущих под руки страдальца приора. Рядом топал протестующий Роже Эктонский, по-прежнему настаивавший на действенности реликвии настоятельницы.
Старший из монахов обратился к Мансуру и Симону:
– Брат Ниниан говорит, что вы доктора из Салерно. – Нос у него такой, что можно поцарапать кремень.
Симон посмотрел на Мансура поверх головы стоявшей между ними Аделии. Твердо решив говорить только правду, он заявил:
– Между нами говоря, сэр, мы обладаем внушительными познаниями в медицине.
– Поможете мне?! – завопил приор, корчась от боли.
Симон почувствовал, как его толкнули локтем в бок, и храбро сказал:
– Да.
Брат Гилберт вцепился в руку больного, не желая отдавать своего благодетеля.
– Ваше преподобие, мы даже не знаем, христиане ли эти люди. Вам потребуется утешение молитвой, я останусь.
Симон покачал головой:
– Таинство излечения должно вершиться в уединенном месте. Только доктор и пациент.
