столу.
Гарри Григорьевич сел на свое место в его торце, лицом к входу. Подумал, поставил локти на стол и, сцепив ладони, соорудил подставку для головы. Потом уткнул в нее подбородок и уставился в находящийся против него дверной проем.
Как только он это сделал, из сумерек коридора выплыла коренастая фигура Виктора Сергеевича Секаченко. За ним возвышались головы двух бойцов. А рядом, оттиснутая к дверному косяку, маячила белым овалом лица Генриетта Павловна.
Начальник службы безопасности «Локомотива» окинул комнату взглядом. Когда он скользнул по Ефиму, майору показалось, что рядом с его лицом мечущейся бабочкой порхнуло бритвенное лезвие.
– Добрый вечер, Гарри Григорьевич! – без всякого намека на доброту, произнес Виктор Сергеевич.
– Чем обязан? – бесстрастным тоном директора банка, встречающего очередного просителя кредита, осведомился Гергелевич.
В это время раздался громкий стук. Взгляды всех присутствующих невольно прыгнули в то место пространство, откуда он исходил. На полу лежала пустая керамическая вазочка, сделанная в виде маленькой античной амфоры. Она упала с подоконника.
В следующую секунду плотная коричневая штора на окне вздулась. Из-под нее показалась снежная тюлевая занавеска и затрепетала, как живая. Через секунду ткань успокоились, но, оттолкнув шторы, в комнату въехала распахнувшаяся оконная створка. В комнате нашатырно-остро запахло приближающимся дождем. Он нес тревогу и томительное предчувствие События.
Все находящиеся в комнате оцепенели, словно пораженные мороком.
Первым пришел в себя Виктор Сергеевич.
Он по-собачьи встряхнулся и, обращаясь к хозяину дома, произнес:
– Гарри Григорьевич, прошу понять меня правильно! Но время вышло. Больше мы ждать не можем! И не будем! Москва нам такой возможности не дает! – он бросил взгляд на сидящего рядом с Гергелевичем Ефима и, раздельно выговаривая каждое слово, произнес:
– Прошу. Вас. Выдать. ГПУ.
Гарри Григорьевич оторвал подбородок от подставки из переплетенных рук, откинул голову назад и в таком положении некоторое время рассматривал Виктора Сергеевича.
Потом он расцепил пальцы и отправил правую руку за спину. Вернулась она с зажатой в ладони фляжкой.
В ту же секунду Виктор Сергеевич заученным движением выдернул из-под пиджака пистолет и направил его ствол на Гергелевича.
– Положите эту штуку на стол! – крикнул он. – Ну! Быстро!
В его голосе Ефим ощутил страх.
Гергелевич удивленно скомкал лошадиные губы и слегка покачал фляжку в ладони, словно пытаясь продемонстрировать: там ничего нет. Коньяк-то кончился!
– Я сказал, на стол! Иначе стреляю! – Секаченко довел количество угрозы в голосе до последнего предела.
Но Ефим почувствовал: в голосе Виктора Сергеевича возросла не только степень угрозы, направленной во внешний мир, но и степень его собственного страха.
Гергелевич недоуменно повел бровями и положил фляжку на скатерть.
Секаченко подошел к столу.
– Гарри Григорьевич, давайте сделаем все по-хорошему, – сказал он. – О деньгах я больше говорить не буду. Они вас ждут. Отдайте ГПУ и закончим на этом.
– Мир сошел с ума… – вздохнул Гарри Григорьевич. – Нету у меня этого ГПУ, ВЧК или чего там еще! Нету!
– Гарри Григорьевич! – не пряча пистолет, произнес Виктор Сергеевич. – Если вы по-плохому, то ведь и мы можем по-плохому. Ваша сестра, что живет в Новосибирске, у наших друзей. Она вас тоже просит отдать ГПУ! Иначе мы не ручаемся за ее здоровье и даже жизнь… Думаете я шучу? Нет, не шучу! Можете убедиться!
Начальник службы безопасности вынул из бокового кармана таблетку мобильного телефона, набрал номер, что-то сказал в трубку и кивнул головой. Потом он положил таблетку на стол и щелчком послал ее на другой конец стола – к Гергелевичу. Тонкая пластмассовая лодочка заскользила по крахмальной скатерти, как санки по льду.
Генерал осторожно, будто боялся, что его ударит током, взял мобильник и поднес к уху.
По мере того, как он слушал, его лицо менялось. И без того, бледное, оно в течение нескольких мгновений приобрело угольный оттенок. Глаза ввалились внутрь глазниц, а толстый лошадиный нос заострился. Теперь он походил скорее не на лошадь, а на орла-беркута. Только не гордо сидящего на скале, а лежащего в траве с петлей изготовителя чучел на тонкой шее. Он растерянно обвел огромными глазами комнату, не остановившись ни на ком.
Но Ефиму показалось, что эти глаза, как заглянули к нему в душу, так неотрывно и продолжали в нее смотреть.
– Ну, теперь, Гарри Григорьевич, вам ясно, в какие игры вы играете? – катая желваки, произнес Секаченко. – Отдайте ГПУ!
Ефим повернулся всем туловищем к стоящему у стола гостю и сказал:
– У Гарри Григорьевича его нет.
Виктор Сергеевич взглянул на него черными отверстиями своих глаз и вопросительно поднял брови.
– Пульт у меня, – сказал майор.
Секаченко, как будто, даже обрадовался.
– Да-да-да! – весело сказал он. – Ну, конечно! Как же здесь без Москвы! Значит, уже приобрел прибор, соколик? Ну, я так и думал, что все этим кончится! А ты чего признался-то?
– Так все равно сейчас бы все выяснилось… – пожал плечами Ефим. – Ради прибора Гарри Григорьевич родную сестру вам же не отдаст…
Виктор Сергеевич тронул свой острый нос тупым дулом пистолета:
– Ну, тогда – вынимай! Показывай, куда ты его засунул?
Майор показал пустые ладони:
– Он у меня не здесь…
– А где? – внимательно посмотрел на него Виктор Сергеевич.
– В гостинице, – ответил Ефим с выражением: а где же еще ему быть?
– Да? – внимательно рассматривал его Секаченко. – Прямо в гостинице?
– Ну, не с собой же мне его по поселку таскать? – негромко заметил майор.
Виктор Сергеевич застыл, словно боец в карауле. Молчал. Переводил взгляд с Ефима на Гергелевича и обратно.
– Обыщи его! – вдруг резко бросил он одному из своих бойцов.
Ефим поднялся со стула и отвел руки в стороны.
Здоровый малый, выше крупного майора ростом и шире в плечах, провел рукой по карманам его рубашки, брюк и даже сунул ладонь между ног.
– Чисто! – доложил он.
– Ну, идем, – сказал Секаченко, указывая стволом пистолета на дверь.
– Идем, конечно, – кивнул Мимикьянов. – Только вы в Новосибирск сначала звякните, чтобы женщину отпустили… Зачем постороннего человека напрасно в плену держать?
– Что-то ты жалостливый больно для бывшего спецушника… – прищурил битумно-черные глаза Секаченко. – У вас там что: все такие?
– Все, не все, – равнодушным тоном произнес майор, – а нас так учили: не нужный труп – лучший путь к провалу всей операции.
– Ишь ты, какие вы умные насчет трупов… Про тетечку из Новосибирска мы побеспокоиться еще успеем! Когда прибор увидим!
– Э-э-э, нет! – решительно мотнул волчьей головой Ефим, – пока не услышу по Новосибирску отбой,
