себя мокрыми и разбитыми, как полярные крячки после межконтинентального перелета в условиях тяжелой метеорологической обстановки. И такими же голодными.
Но поздний обед или ранний ужин еще предстояло самим же и приготовить.
И насколько же приятным было их удивление, когда в большой комнате базы их встретил накрытый стол с большой чугунной утятницей посредине. Рядом суетились сотрудники лаборатории пространственных измерений, оставленные почти три часа назад на испытательном полигоне.
В овальной чугунной посудине известный в научно-производственном объединении кулинар Максим Карликов собственноручно потушил с картошкой, грибами и яблоками две диких утки. Как потом выяснилось, их накануне подстрелил на болоте сторож базы – заядлый охотник из местных.
Когда все расселись за просторным деревянным столом, Максим открыл тяжелую, как щит средневекового рыцаря, крышку утятницы. Оттуда рванул к бревенчатому потолку густой аппетитный пар. Карликов разложил жаркое по тарелкам.
Дернули по рюмке «Пшеничной.
С холода и устатку водка проскочила в желудок юрким метеором. Нежное утиное мясо само отваливалось от тонких костей и таяло во рту. А скопившаяся на дне подливка показалась такой божественно вкусной, что в нее сначала макали кусочки свежего белого хлеба, а потом в работу незаметно включились и ложки.
– Я однажды попробовал дикую утку с яблоками в одном ресторане, – облизываясь сказал Женя Вергелесов. – Так вот, знаешь, что, Макс: никакого сравнения! У тебя, Максим Сергеевич, на порядок лучше. Или даже на два порядка.
Карликов надвинул на свое колючее лицо особенно мрачное выражение, но, Ефим, да и все остальные заметили: ему было приятно. У руководителя лаборатории пространственных измерений даже порозовели поросшие короткими черными волосками могучие трубчатые уши.
Феликс тряхнул рыжей гривой и пренебрежительно бросил:
– Да, что там, в этих ресторанах могут сготовить хорошего? Один понт, и никакого сока!
– Ну, не скажи! – не согласился Евгений. – В дорогих ресторанах иногда и кое-что стоящее попадается! Хотя, конечно, редко!
– Хе! – Феликс ловко подхватил ложкой кусочек утиной грудки. – А ты, Женя, скажи нам, с каких это пор по дорогим ресторанам стал ходить? И на какие это, нам интересно, шишы?
Женя потупился, засмущался, направил в пол базальтовые глаза античного героя и пробормотал:
– Да, нет, я так… Пару раз случайно попал…
– Знаем, как случайно! – взмахнул опустевшей ложкой Бобин. – Вот куда все наши списанные печатные платы ушли! В кабаки-с! На путан-с!
– Да, ты что, Феликс! – растерянно забормотал Женя. – Я их на склад сдал для утилизации… Как и положено… У меня и акт есть… С тремя подписями…
– Знаем мы эти акты! – не унимался рыжий львенок. – Сами их пишите, сами за всех и подписываете. Фиктивные у вас акты!
– Да, у кого хочешь, спроси! – робко возмутился инженер. – На складе поинтересуйся, тебе скажут!
– А, складские с вами, расхитителями, в доле! Думаешь, мы не знаем! Мы все знаем! – с видом государственного обвинителя на публичном процессе погрозил Бобин инженеру.
– Да ты что такое говоришь, Феликс? – едва не плакал Женя. – Ничего я не расхищаю! И ни с какими складскими в доле не состою!
– Не состоишь? – грозно подался вперед лев.
– Не состою, – хлопая базальтовыми глазами, уверял Феликс. – Честное слово!
– Ну, и правильно – одобрил Бобин. – Путь наживы, это – путь утраты духовности! – выдал он, и в восхищении покрутил головой от произнесенной им самим фразы. – Да я шучу, ты, Евгений не обижайся! – заметив оскорбленное выражение на лице инженера, добавил приставучий рыжий котенок.
– Странные у тебя шутки, Феликс! – успокаиваясь, пробурчал Вергелесов.
– Шутки, как шутки! – махнул рукой Бобин. – Я что хотел сказать? Если бы Макс в любой ресторан шеф- поваром пошел, посетители бы туда в лом валили! Швейцаров об стены плющили!
При этих словах черные волоски на ушах Карликова мгновенно раскалились, будто через них пропустили напряжение в триста восемьдесят вольт, и стали огненно-красными.
После второй рюмки Ефим слегка осовел.
За окном ровно шумел нудный осенний дождь. А здесь в большой комнате бревенчатого дома было тепло, стекла в решетчатых оконных рамах изнутри запотели и посверкивали серебряными капельками.
В полудреме майор в пол уха прислушивался к спору, который, как обычно, вспыхнул между суровым руководителем лаборатории пространственных измерений и его гордым львиногривым подчиненным.
– Все мгновения времени, что остались в прошлом, исчезли. Испарились. Сгорели, – размахивая ложкой, кричал Феликс. – А те, мгновения времени, что еще находятся в будущем, обязательно исчезнут, испаряться, сгорят! Сколько бы их еще ни оставалось в будущем. Всем предстоит исчезнуть! Все мгновения времени или уже исчезли или обязательно исчезнут. Мы живем в мире, которого, в сущности, нет!
Карликов посмотрел на него мрачно.
– Стоп! – сказал он, сжав ладонь-лопату в кулак. – Стоп, котенок! Ты забываешь о настоящем мгновении. Оно-то есть! Я его вижу, слышу, ощущаю! Оно-то реально существует!
– А, вот и нет! – взвился Феликс. – Наше сознание, на самом деле ощущает, как настоящее, ближайшее мгновение прошлого! Оно тоже уже прошло! Пусть и только что, но – прошло! Мы ощущаем ближайшее прошлое, но не настоящее. Настоящего – нет!
– Что же, весь наш мир – иллюзия? – спросил, аккуратно обгладывая утиную ногу, инженер Евгений Вергелесов.
– Иллюзия! – подтвердил Бобин, – Изображение на неизвестном экране. Как кино или телесериал!
Вергелесов повел из стороны в сторону полированными базальтовыми глазами и покачал головой с выражением: «Ты смотри-ка! А, казалось, все существует на самом деле! Кто бы мог подумать?»
Ефим с наслаждением слушал философскую беседу работников лаборатории пространственных измерений. В голове у него звучали скрипки Моцарта, живые и проворные, как лесные ручейки. И такие же довольные собой и равнодушные ко всему окружающему. Майор ощущал во все теме приятную истому. Чувствовал идущее от натопленной печки тепло, и без напряжения размышлял о том, является ли наш мир иллюзией или нет?
А, размышлять-то надо было о другом. Но это майор понял только теперь, спустя два года.
Размышлять надо было вот о чем.
Каким образом сотрудники лаборатории пространственных измерений попали на базу с поля, находящегося за пятнадцать километров, преодолев это расстояние за удивительно короткое время? По расчетам выходило, менее, чем за час. Ведь только на приготовление уток ушло не менее двух часов? Как они смогли это сделать без УАЗа, который за ними не вернулся, потому что, вместе с самим Мимикьяновым, то ломался, то садился в грязь?
Пешком? Да, еще в дождь? Пятнадцать километров за час никак не одолеть! Значит, на машине? Но никакая другая машина на единственной дороге, связывающей полигон и базу, УАЗик не обгоняла… Никакой короткой тропы между базой и полигоном не существовало. Грунтовка была проложена почти по прямой. По воздуху, что ли, они прилетели? Но никаких летающих средств вокруг также не обнаруживалось.
«Об этом тогда надо было думать! – сказал себе майор. – А не об иллюзорности нашего мира! То, что наш мир – иллюзия, это – не вопрос. Это – аксиома. Чего о ней думать? Надо принимать ее на веру, как все аксиомы. Или не принимать. И все!
А вот, как ребята попали с полигона на базу за час, не обгоняя наш УАЗ?» – срифмовал майор, – это, действительно вопрос, заслуживающий размышления.
33. Гость не ходит по одному
Лаборатория пространственных измерений просочилась в решетчатую калитку и скрылась из глаз.
Но в неподвижности калитка оставалась недолго.
Находящиеся в саду не успели произнести ни слова, как на каменную дорожку вступили башмаки еще одного человека. Гость пришел не один. Но своих друзей оставил у черного внедорожника за забором.
