На самом деле, не проходит ничего.
Не было никакой удачливой бизнесменши и хозяйки «Белой орхидеи», а была турецкая журналистка Фатима, соседний по окопу солдат.
– Пойдем, пойдем, не стой, как не родной. Пойдем ко мне в кабинет. Кофе хочешь? – говорила она, распахивая перед ним отделанную под карельскую березу дверь.
– Да, я растворимый не пью, ты же знаешь!
– А вот и не-е-ет! – торжествующе пропела Оксана. – У меня не растворимый! У меня электромангал с песком, вот! Что, Левочка, не ожидал? Все у тебя Ксанка дура, растворимый кофе пьет. Знаешь, какой у меня кофе по-восточному получается-я-я!… Фейсал, – помнишь Фейсала? – от зависти бы помер.
Оксана погрузила в маленькую раскаленную Сахару нижнюю часть медной турки и подвигала, нагоняя на ее блестящие бока песочные барханы. Терпеливо дождалась, когда над узким венчиком горла показалась шапка пузырящейся коричневой пены, и ловко разлила кофе по крохотным керамическим чашечкам.
Кофе был густ и тягуч, как масло. Крепок и сладок, как воображаемая удача. Настоящий кофе по- восточному. Ксана не обманула. Завистливому владельцу приморской кофейни Фейсалу точно бы пришел конец.
– Говори, Лева, зачем пришел? Ведь не просто же так? Старуху проведать? – сказала успокоившаяся на широком низком диване Оксана Григорьевна.
– Ксана, прекрати себя в старухи записывать. Я могу подумать, что ты жаждешь комплиментов! – сказал Лев Александрович и сделал маленький глоток оживляющего напитка.
– Да, жажду. Потому, что мне их никто давно уже не говорит! Как бизнесмену говорят. А как женщине – нет.
– Хочешь, я скажу?
– Ну, скажи.
– В эмиратах за такую фигуру не пожалели бы никаких денег. Должность старшей жены в любом гареме тебе была бы обеспечена! Что, скажешь, я опять вру?
– Сомнительный комплимент, Лева, – осуждающе заметила Оксана.
– Почему это? – обиженно спросил Полковник.
– Здесь же – не эмираты! Тут, Лева, всем нужны худые вешалки… Говори прямо, зачем пришел?
– Ну, слушай, – поставил на полированный столик потерявшуюся в его лапе чашечку Полковник.
И он изложил Оксане Ковальчук свою просьбу.
– Только Ксана, если почувствуешь, что это может как-нибудь повредить твоим семейным отношениям, не делай. Не хватало мне еще тебя с зятем поссорить. Или, не дай бог, чтоб его со службы поперли. ФАПСИ все-таки солидная фирма. Какая-никакая карьера!…
– Не учи ученого, Лева, – сказала Ксана. – Що он там кому подписки давал, то я не бачу. А шо он мини, та моей дочке присягу сробил, то так! – замелькали вдруг в Оксанином языке украинизмы почти незнаемой ридной мовы ее предков, эвакуированных сюда в войну из Запорожья. – Та не боись! Он же ж у мини видправляемый!
После разговора с Ксаной Полковник почувствовал себя увереннее. Но до конца беспокойство не исчезло. Не то, что бы он чего-то боялся. В его жизни было столько страха, что его запасы в организме оказались, видимо, израсходованными.
Но вот терпеть поражение Полковник не хотел.
Он медленно пошел по скверу речников, который располагался напротив управления. Постоял у фонтана и сел на скамейку в тени высокого пирамидального тополя.
Ему вспомнился такой же сухой и солнечный день в Болгарии. На загадочных Балканах. В маленьком курортном городке по имени Сандански. Он остановился там, возвращаясь из длительной командировки на Ближний Восток.
Центр задерживал ответ, то ли ему следовать в Москву, то ли, после отдыха в дружественной Болгарии или где-то еще, возвращаться обратно.
Ему кто-то порекомендовал горный курорт Сандански на самой границе с Грецией. Знакомая сотрудница посольства, узнав, что он собрался туда, не советовала ехать. Какое-то нехорошее место. Какие-то предания, что человека там ожидает его судьба, а ее лучше не знать… Вроде, все это объясняется вполне материальными причинами. Истечением из гор радиоактивного газа радона, который как-то воздействует на центральную нервную систему и кору головного мозга.
Полковник взял в прокатной фирме «Фольксваген», и через три часа был в Сандански.
На горе, висящей над городом, стоял одинокий, как рыцарский замок, болотно-зеленый отель «Хилтон».
Был он построен в основном в расчете на приезжающих на местные минеральные воды немецких туристов. Когда их не было, как в те дни, отель был совсем пуст.
Он попросил комнату с видом на горы, получил в полутемной рецепции ключ от номера, прикрепленный к тяжелой металлической груше, и поднялся на второй этаж.
Бросив в номере вещи, он выпил в баре рюмку холодной, пахнущей сливами местной фруктовой водки – ракии и вышел на открытую террасу, висящую над склоном горы. Там работал маленький ресторанчик. Он взял зажаренное на решетке мясо, обложенное черными солеными маслинами, блестящими, как полированные агаты.
Он долго сидел, смотря на кудрявые, темно-зеленые горы, и с наслаждением дышал горным воздухом, казавшимся ему после сухой ближневосточной атмосферы влажным и, словно бы, живым.
Уже в сумерках он прошелся вокруг отеля, почувствовал приятную усталость и вернулся к себе в номер.
Не зажигая света, он постоял на балконе, пытаясь различить в темноте обступающие отель громады гор. За ними была уже Греция. Да и сам Сандански находился в исторической Македонии, где когда-то родился завоеватель Востока Александр Македонский. Наука считает, что с несколькими тысячами своих солдат он прошел всю малую Азию, древний Египет, еще более древнюю Месопотамию и дошел до земель инопланетной для европейцев цивилизации Индостана. Наука-то считает, но, с точки зрения здравого смысла, подобная версия давних событий представлялась ему абсолютно сказочной…
Стояла тишина, такая же, как и тысячи лет назад. На расстилавшихся перед ним горах не было ни огонька. С их лесистых склонов на отель скатывались массы воздуха, свежие и остро пахнущие, как нашатырь.
Никакого воздействия на себя радона или чего-то еще он не чувствовал.
А вот ночью с ним случилось нечто. Такое, что он до мельчайших подробностей помнил до сих пор.
Он проснулся, как от толчка, и увидел, что стеклянная раздвижная дверь на балкон, полностью открыта, хотя он отчетливо помнил, как ее закрывал. Он вообще на уровне воспитанных рефлексов не мог бы оставить открытым такое большое пространство для проникновение в помещение. Особенно в помещение, где он должен был спать.
Тем не менее, балкон был открыт и в комнату входил крепенький немолодой человек, похожий на обыкновенного восточного – турецкого, палестинского или болгарского – крестьянина с загорелым морщинистым добрым лицом. Крестьяне всех земель вообще похожи друг на друга.
– Лежи, лежи! – как старому знакомому махнул пожилой крестьянин рукой.
Садовский тогда почему-то не испытал ни малейшей тревоги.
Он вообще нисколько не удивился столь странному визиту, будто крестьяне окрестных деревень так и должны ночами заходить через балконы к постояльцам отеля респектабельной европейской гостиничной системы «Хилтон».
– Вот, что хочу сказать тебе, сынок. Ты не бойся, ты иди. Есть люди дома. А есть люди пути. Они разные. Ты не переживай. Ты иди. Путь приведет. Только смотри, – он погрозил пальцем, – не трусь! Жизни нельзя бояться. Она знаешь, как этого не любит! Ты не бойся. Ты иди!
И Полковник вдруг с облегчением понял, что это сон. Все это ему снилось. Он встал, зажег свет, снова потушил.
«А правду говорили, странное место… Сны какие реалистичные…» – подумал он.
И в это мгновение увидел, как с балкона в номер неторопливо входит уже виденный им во сне старичок.
