чем через нескольких минут после выхода из состояния «быстрой жизни».
Полковник Садовский не знал, правда ли это.
Но, судя по тому, что единственный из их группы курсант, уехавший в свое время в Германию, умер там от кровоизлияния в голову, это вполне могло быть правдой.
«И что это я про «Парагранум» вспомнил? – внутренне удивился Полковник. – Не драться же я с ним собрался?'
– Я думаю, журнал учета лиц, проходивших в закрытую производственную зону, непременно отыщется… – сказал Лев Александрович примирительно. – Слишком много суеты было сразу после взрыва… Это ж так всегда в таких-то ситуациях… Все потеряли голову. Кое-что изымали, не составляя описи, без актов… Хотя не очень понимаю, почему вы придаете такое значение каким-то бумажкам… Что вы думаете, преступник, если он, разумеется, вообще был, настолько неосторожен, что специально для следственной бригады оставил там свой автограф?
Сергей Сергеевич остановился рядом с Полковником.
– Как знать! – с неприкрытой угрозой произнес он. – Как знать! Может быть, и оставил. Автограф.
«Сидел, сидел себе в конторе, а потом контора или бывшие сослуживцы устроили к Аврамовичу… – думал про себя Полковник. – Деньги стал получать, какие раньше и не снились… Это с одной стороны… А с другой, все равно в кадрах активного резерва остался, мощь спецслужбы за спиной чувствует и поддержку в необходимых случаях… Да, видимо, еще и самому хозяину понравился… Вот паренек себя любимцем судьбы и почувствовал… И вообразил себя вершителем чужих судеб… Ну, ладно, нам-то это все равно. Нам сейчас о другом думать надо…»
На лице Полковник держал выражение доброжелательного внимания.
– Я предлагаю пройти наверх. К нашим женщинам. А то они без нас заскучали, совсем… – дипломатично предложил круглотелый и круглолицый Рафик Нургенович.
18. Бой на воде
На палубе вокруг накрытого столика сидели три дамы.
Сбрызнутые лаком прически на их головах поблескивали на солнце, а затянутые в синтетику ноги, были обнажены ровно настолько, что уже неизбежно притягивали взгляд, но еще позволяли уделять внимание и женским головам.
Этими дамами были:
Шеф-стюард, хозяйка бытовой стороны судовой жизни, сорокалетняя женщина. Все окружающие называли ее Золотая Зоя, либо мама Зоя. Причиной этого была привязанность к ней Самого. Когда Аврамович бывал на яхте, она находилась здесь неотлучно.
Справа от нее сидела Темная газель Тамара – личная женщина Рафика Нургеновича, употребляемая для выходов в свет.
Слева от мамы Зои к неудовольствию Полковника, располагалась, сверкая круглыми коленями, Рита Кононович.
На яхту Риту привел не он. Когда Лев Александрович поднялся по трапу на судно, она там уже находилась. В нижней каюте беседовала с Белковским, интимно приблизив к нему свой напомаженный ротик.
Как предполагал Полковник, хитрая Рита познакомилась с москвичем еще несколько лет назад. Во время предыдущих визитов в город Белковский заходил к генералу по служебным делам, и, естественно, никак не мог миновать прекрасную секретаршу с алебастровыми коленями. Не исключал Полковник и того, что во время визитов Сергея Сергеевича в город, Рита встречалась с ним и вне стен областного управления.
Лев Александрович испытал некоторый укол, почти не знакомого ему чувства, именуемого ревностью.
Пусть слабый укол, но все же.
Яхта совсем сбросила ход. Она обогнула длинный зеленый остров и теперь за ее кормой, у самого горизонта выросли в бледно-голубом небе пылающие факела нефтезавода. В них сгорал выделяющейся при перегонке нефти попутный газ. Отсюда факела казались не больше зажженных спичек. А вблизи они представляли собой вознесенные на необозримую высоту колоссальные черно-красные горы бушующего огня.
Но настоящие горы состоят из камня, который спокойно лежит на месте, никуда не исчезая. А каждая из молекул этих огненных эверестов сгорала в долю секунды, и, чтобы пылающие горы не исчезли, каждая сгоревшая молекула должна восполняться новой. И так постоянно. В течение вот уже полувека.
Наблюдая эти факелы, Полковник поражался, то ли мощи человека, то ли его глупости. Но, во всяком случае, равнодушно смотреть на эти колоссальные горы огня было невозможно.
Они сели за женский стол. Кира кивнула официантке. Появились приборы. На тарелки была разложена ожидаемая всеми рыба, печеная на решетке. Рафик Нургенович наполнил бокалы белым вином, и, как водится, произнес тост за любовь и дружбу.
Вдоль бортов яхты дул прохладный речной ветерок, а здесь за капитанской рубкой воздух был неподвижен, и покрытая эмалью сталь надстройки излучала тепло.
– Сергей Сергеевич, Вам, наверное, скучно у нас здесь, после Москвы? – светским тоном обратилась Рита Кононович к Белковскому.
– Да, нет, напротив, мне у вас очень нравится… Да, и скучать некогда. Очень много работы в этот раз, – бросил Сергей Сергеевич быстрый взгляд на Полковника.
В этот момент Лев Александрович почувствовал на своей руке чье-то теплое прикосновение. Опустил глаза и увидел унизанную золотыми колечками и перстеньками пухлую ладошку. Ладошка принадлежала Золотой Зое.
– А Вам, Лев Александрович, – пропела шеф-стюард, – тоже у нас после Москвы все скучным кажется?
– Что Вы, Зоя Георгиевна, это же мой родной город, – посмотрел на маму Зою Полковник. – Наоборот, я в других городах скучаю.
Свою руку с его ладони шеф-стюард не убирала.
«Что бы это значило? – спросил себя Полковник. – Собственно говоря, понятно… Хотя несколько неожиданно… Уж, казалось бы, кто еще нужен Золотой Зое, когда у нее в патронах Сам… Впрочем, Сам бывает хорошо, если раз в квартал, а в последнее время, и того реже… А другие мужчины в его отсутствие и подойти-то бояться… Ну, как Сам узнает? Так что, с мужским вниманием у Золотой Зои, на самом деле, может быть совсем не так хорошо, как кажется. Зря я удивляюсь…»
Лев Александрович посмотрел в темно-темно-синие Зоины глаза, обрамленные щеточками черных ресниц, густых от природы и ставших очень густыми благодаря парфюмерной индустрии.
– Знаете, Зоя Георгиевна, таких женщин как здесь у нас, в Сибири, в Москве нет, – сказал он и насколько мог многозначительно посмотрел ей в глаза. Дескать, я не всех женщин в Сибири имею в виду. Я не про них. Я именно Вас имею в виду. Вот такой, как Вы, женщины в столице нет.
Шеф-стюард легонько пожала его руку, словно бы говоря: я поняла. И оценила.
– Лева, ты не мог бы мне подать соевый соус! – услышал он непропорционально громкий для расстояния, размером в столик, Ритин голос.
Высокая бутылочка соевого соуса стояла рядом с Ритой.
Полковник потянулся за бутылочкой всем своим солидным корпусом, и пододвинул ее на два сантиметра по направлению к Рите. Опускаясь обратно, он, как бы случайно коснулся рукой круглого Зоиного плеча.
Рита осуждающе приподняла брови, дернула плечами и увела взгляд в сторону кормы.
Преследуя яхту, за кормой пересекающимися курсами мчались черно-белые речные чайки.
Женский поединок, как водится, вспыхивал и набирал темп стремительно, как пороховой взрыв.
– Ах, Сергей Сергеевич, поживите у нас еще немного… – повернулась Рита к Белковскому. – Нам будет Вас так не хватать…
Полковник опустил глаза, чтобы не смотреть на самодовольное лицо Сергея Сергеевича, и увидел: мама Зоя сняла лаковую туфельку и поставила свою небольшую полноватую ступню в светлом чулке на лаковое желтое дерево палубного настила. Затем, заметив его взгляд, она поставила ногу ему на ботинок.
Радушный Рафик наполнил бокалы вином и начал произносить тост, как вдруг прервал себя на полуслове и замолчал. Полковник поднял взгляд и взглянул на присутствующих. Взгляды всех были
